Pаботая над "Большими надеждами", Диккенс одно временно печатает в журнале "Круглый год" очерки, которые затем образуют законченный цикл "Путешественник не по торговым делам" (1860). Некий Путешественник, как мистер Пиквик когда-то, ездит, смотрит, записывает; то он в Лондоне, то в провинции, а то пересекает Ла-Манш, не теряя наблюдательности даже во время качки. Он не только умеет наблюдать, он еще и добр, как мистер Пиквик, и, по его собственным словам, ездит "по делам" великой фирмы "Братство человеческих интересов"(Т. 26, с. 8.).
Сам Диккенс в эти годы тоже много путешествует, часто бывает во Франции. Он всегда готов поделиться впечатлениями с читателем. Отсюда очерки - живое, быстрое средство общения.
Много сил и времени отнимают у Диккенса рассказы. Особенно популярны напечатанные в рождественских номерах журнала (1863-1864) "Меблированные комнаты миссис Лиррипер" и "Наследство миссис Лиррипер" - о хозяйке меблированных комнат, которая, несмотря на житейские дрязги, со хранила отзывчивое сердце. Она приютила молодую женщину, брошенную любовником, и вырастила ее сына, как родного внука. Рассказы о доброй миссис Лиррипер полюбились народу так же, как "Оливер Твист" и "Рождественская песнь".
В 60-е годы Диккенс часто выступает с чтением своих романов, а это отнимает немало времени; к тому же огромное эмоциональное напряжение сказывается на здоровье, он часто болеет. Печалят его утраты, которые следуют одна за другой. Умирает брат Альфред, затем муж сестры, большой друг Диккенса Генри Остин, затем в 1863 году мать, миссис Элизабет Диккенс. Вот почему первый выпуск нового романа "Наш общий друг" был напечатан лишь в майском номере журнала за 1864 год.
Снова, как в предыдущих романах, Диккенс рисует противостояние Богатства и Бедности. Снова, как в "Мартине Чезлвите", "Домби и Сыне", "Крошке Доррит", он пишет о современном обществе, в котором правят деньги. А все же "Наш общий друг" - роман, который вряд ли мог быть написан в 50-е годы, так отчетливо легла на него тень 60-х. Перед нами Англия, достигшая высот финансового могущества, Англия директоров компаний, "финансовых гениев", акционеров, нуворишей, которые разбогатели подобно богачу Венирингу, "поглотив" мелких хозяев. На его роскошных обедах встречаются аристократы и авантюристы, выдающие себя за джентльменов, джентльмены, не брезгающие ростовщичеством, и скучающие молодые люди с "независимыми средствами".
Именно на одном из обедов у Вениринга адвокат Лайтвуд рассказывает "занятную историю" о наследстве. Некто Джон Гармон Старший, наживший состояние "на мусоре" *, оставил завещание, по которому деньги должны перейти к его сыну, если он женится на хорошенькой, но очень своевольной мисс Белле Уилфер. Если же сын откажется выполнить это условие, все состояние унаследуют верные слуги старика - Боффин и его жена. Боффины вызывают живущего за границей Джона Гармона Младшего, он возвращается в Англию и внезапно исчезает. Через несколько недель в Темзе находят мертвое тело, а при нем - документы злополучного Гармона. Так Боффины становятся единственными наследниками, чему совсем не рады, а Белла Уилфер испытывает сильное разочарование. Хотя самолюбивую Беллу возмутило, что ее "завещали", слов но "дюжину ложек", она была готова продать свою красоту неизвестному человеку.
* (О подобном случае Диккенс узнал из газет.)
"Деньги могли бы все сгладить, потому что я люблю деньги. Я ненавижу бедность" *,- откровенно заявляет она домашним.
* (Т. 24, с. 50)
Белла с радостью принимает предложение Боффинов пожить у них и быстро входит во вкус богатой жизни, не думая, что положение "воспитанницы", пользующейся щедротами богачей, не очень-то достойно. Когда секретарь Боффина Джон Роксмит объясняется Белле в любви, она отвечает отказом. Роксмит Белле нравится, но ей не нужен бедный молодой человек.
Однако сюжетная линия Боффин - Белла - Роксмит не единственная. Параллельно ей развивается другая - отношения адвоката Юджина Рэйберна, "лодочницы" Лиззи Хэксем и учителя Бредли Хэдстона. Юджин и Хэдстон любят Лиззи. Хэдстон предлагает ей руку и сердце, но Лиззи отказывает ему. Она любит Рэйберна, но выйти замуж за Юджина она не может: Юджин по рождению джентльмен. Однако если она не может быть женой Юджина, то любовницей его она сама не станет. И Лиззи тайно уезжает из Лондона, чтобы не видеть Юджина да и не подвергать его опасности: Хэдстон способен на всё.
Эти две сюжетные линии сходны в одном: и Белла и Юджин изменяют своим прежним представлениям о том, что в жизни главное и в чем истинная ценность человека. Со дня на день Белла убеждается, что богатство портит доброго Боффина. Он становится хитрым, подозрительным, а с Роксмитом обращается без всякого уважения. Белла начинает бояться "страшной, притягательной силы денег". Время идет, и по ведение Боффина ей кажется уже постыдным, а Роксмит ее раздражает: нельзя так покорно сносить оскорбления только потому, что ты беден и зависишь от других. Но вот Боффин узнает, что Роксмит объяснился Белле в любви. Он осыпает секретаря язвительными упреками. Роксмит, конечно, не любит Беллу, он просто зарится на ее приданое, ведь Боффины не оставят ее своими милостями. Но он напрасно старается, Белла не про него, она ждет, чтобы "ей предложили настоящую цену; не для того она появилась на рынке невест, чтобы ее подхватил любой молодчик без гроша в кармане"(Т. 25, с. 207.).
Белла оскорблена и за Роксмита и за себя. Лучше бедность, чем унизительное положение. Она не допустит, чтобы "страшная сила" изуродовала ее, как Боффина!
В старом, поношенном платье она возвращается домой, в бедность, потому что, как говорит ее отец, "нельзя продавать никому и ни за какую цену"* свое понимание того, что хорошо, а что плохо, что правда, а что ложь, что справедливость, а что несправедливость.
* (Т. 25, с. 228-229.)
Но дома она оставалась недолго. Джон Роксмит женился на ней, а потом оказалось, что Роксмит - это Джон Гармон. Он не погиб, вернувшись в Англию, хотя едва избежал смерти. Погиб тот, кто покушался на жизнь Гармона, предварительно завладев его одеждой и документами, а Гармон, воспользовавшись своей "смертью", решил испытать "невесту": ему ведь не хотелось жениться на неизвестной девушке. Полюбив красавицу Беллу и отвергнутый ею, он совсем решил уехать из Англии, но миссис Боффин узнала в несчастном Роксмите того несчастного мальчика, которого когда-то провожала в чужую страну.
Боффины счастливы - нашелся настоящий наследник. Но Джон Гармон не может жить без Беллы. Вот тогда старый Никодемус или, как зовет его жена, Нодди Боффин и предложил остроумный план. А что, если дать Белле наглядный урок, к чему приводит любовь к деньгам? И Боффин притворяется скрягой. Он "меняется" на глазах. Ему одно удовольствие оскорблять бедного секретаря. Мы знаем, что выдумка удалась: Белла получила урок и выдержала испытание.
Жизнь проучила и Юджина Рэйберна.
Диккенс не впервые рисовал ситуацию, когда влюбленных разделяет социальное положение. Мы сразу вспоминаем Стирфорта и Эмили. Вспоминается и детская влюбленность Дэвида в "малютку Эм'ли". Эта любовь трогательна, но даже маленькая Эмили понимает, что Дэвид - "сын джентльмена и леди", а она - "дочь рыбака и рыбачки", значит, между ними непреодолимая преграда. О том же, чтобы Стирфорт женился на соблазненной им невесте Хэма, об этом не может быть речи,- так и заявляет старому рыбаку Пегготи мать Стирфорта. Она навсегда откажется от сына, если он совершит "мезальянс".
Прошло пятнадцать лет после выхода "Дэвида Копперфилда". За это время многое изменилось во взглядах самого Диккенса и на проблему "мезальянса" тоже. Теперь "Стирфорт" (Юджин Рэйберн), просит "Эмили" (Лиззи) стать его женой.
Когда Брэдли Хэдстон, оглушив Юджина страшным ударом, сталкивает его в реку, храбрая Лиззи спасает утопающего. Так Юджин поверил, что бывает на свете самоотверженная любовь. Он женится на Лиззи, скромно надеясь стать достойным своей жены.
Если раньше он мог сказать, как его друг Лайтвуд: "Все на свете проходит и обращается в прах и мусор", то теперь он мог бы возразить так же, как возразил ему в свое время Боффин: "Я бы не сказал, что все... много есть такого, чего я никогда не находил среди мусора"(Т. 24, с. 114-115.).
Вряд ли можно сомневаться, что образ "мусора" в романе имеет иносказательный смысл. "Мусор", отбросы - символ богатства, нажитого грязными средствами; само по себе нечистое, оно оказывает "грязное" воздействие на человека. Так, оно ожесточило старика Гармона, который отказался от дочери, вышедшей замуж по любви, и прогнал подростка-сына, защищавшего сестру. Богатство Гармона чуть не погубило Беллу. Деньги и выгода - единственный смысл жизни негодяя ростовщика Фледжби. Из-за денег готовы пойти на любую подлость супруги Лэмл. Деньгами "протащил" себя в парламент Вениринг.
Но бедность и нищета тоже портят людей.
Лодочник Хэксем, отец Лиззи, живет тем, что обирает утопленников. Его сотоварищ по "ремеслу", Плут Райдергуд, обирает живых и готов оклеветать Хэксема ради денег. Мелкий торговец Сайлас Вегг вымогает деньги у доброго, но малообразованного Боффина, который принимает невежду Вегга за "литературного человека". Деньги решают отношения людей, их судьбы. И так снизу доверху, от нищего Райдергуда до крупных держателей акций, которые записывают барыши золотым карандашиком.
"Как хорошо известно мудрецам нашего времени, покупка и продажа акций - единственное, чем стоит заниматься на этом свете. Не нужно ни предков, ни доброго имени, ни образования, ни умения держать себя в обществе... Откуда он явился? Куда он направляется? Акции. Какие у него вкусы? Акции. Есть ли у него принципы? Акции. Кто протаскивает его в парламент? Акции. Быть может, сам он никогда и нигде не мог добиться успеха, ни в чем не проявил инициативы, ничего ровно не сделал! Достаточно одного ответа на все. Акции. О могущественные Акции!" (Т. 24, с. 141-142.).
Да, деньги всевластны в современной Англии, и Диккенс, прибегая к уже привычному образу, называет ее "коммерческим кораблем". Он плывет по мутным водам капитала, а богатый его груз - "мусор". Диккенс снова и снова обыгрывает этот уничтожающий символ буржуазного процветания, и если учесть, что "Наш общий друг" - последний законченный роман Диккенса, то он кажется приговором всей капиталистической Англии.
Но Боффин был прав, "не все обращается в прах и мусор": не пропадают даром доброта и самоотверженность; есть чувства неподкупные, есть люди честные. Это прежде всего сам Боффин и его жена, которым верил даже скряга Гармон. Кто жалел детей Гармона и защищал их, не боясь гнева злого и взбалмошного хозяина? Боффины. Кто назвал старика "бес сердечным негодяем" и говорил ему правду в глаза? Боффины. Кто не рад наследству и горюет о "погибшем" Джоне Гармоне? Боффины. В чем же сила Боффинов, секрет их морального превосходства? А в том, говорит Диккенс, что они "были тружениками и, живя среди мусорных насыпей, сберегли в чистоте свою бесхитростную совесть и честь"(Т. 24, с. 469.).
Так же полна чувства собственного достоинства старая Бетти Хигден. Вся ее жизнь - тяжелый труд и бедность, но даже у доброй миссис Боффин она не будет одолжаться.
"...Я ничего от вас взять не могу, дорогая моя,- говорит ей Бетти; - никогда ни у кого не брала... мне больше нравится самой заработать"(Т. 24, с. 245.).
Чего больше всего опасается Бетти, так это очутиться в работном доме. Только бы не попасть в руки "палачей" - так старая труженица называет всех тех, кто "обманывают и гоняют честных бедняков, изматывают и мучают, и презирают, и позорят их"*. И Диккенс саркастически замечает, обращаясь к тем, кто издал закон о бедных: "Блестящих успехов вы добились, милорды, почтенные господа и члены попечительных советов: вот что думают о вас лучшие из бедняков. Позволительно спросить, разве не стоит поразмыслить над этим?"**.
* (Т. 24, с. 242.)
** (Т. 24, с. 242.).
Прошло тридцать лет после "Оливера Твиста". С тех пор, казалось бы, многое изменилось. Буржуазная Англия благоденствует. Даже в работных домах произошли перемены "к лучшему"; во всяком случае, есть такие "образцово-показательные", где раз в месяц меняют постельное белье. Это ли не признак "всеобщего" благополучия? Но Диккенс с этим никак не согласен и опять разоблачает закон о "Бастилиях для бедных". Потому что главное осталось без перемен: основа преуспеяния и богатства страны - бедность и тяжелый труд миллионов таких, как Бетти, умирающая на улице. Отрицать это могут только лицемеры вроде богатого мистера Подснепа. Он прекрасно овладел умением не видеть ничего неприятного и не только не видеть, но делать вид, что неприятных фактов бытия вообще не существует.
"...Мистер Подснеп решил считать как бы несуществующим все то, к чему он повернется спиной. В такой манере отделываться от неприятностей была особая внушительность (не говоря уж о большом удобстве)... "Я не желаю об этом знать, не считаю нужным обсуждать это; я этого просто не допускаю". Мистер Подснеп даже выработал себе особый жест: правой рукой он отмахивался от самых сложных мировых вопросов (и тем совершенно их устранял) - с этими самыми словами и краской возмущения в лице, ибо все это его оскорбляло"(Т. 24, с. 158.).
Вот, например, мистеру Подснепу говорят, что на улицах Лондона умирают от голода бедняки. Мистер Подснеп этому не верит и "отбрасывает" сообщение "за спину". Но это действительно так, убеждают его. Существуют документы и протокол полицейского расследования. Значит, умершие сами и виноваты, решает мистер Подснеп. И вообще предмет разговора "омерзителен" и никак не согласуется с тем, что страна процветает, и вообще это не "английское явление" (Т. 24, с. 172.).
Так Диккенс не только высмеивает буржуазное процветание, приравнивая богатство к "мусору", он высмеивает, и очень зло, нежелание буржуазии видеть правду - "подснепизм" (слово это стало нарицательным для социального лицемерия).
"Подснепизм" - общественное явление; он опасен тем, что воспитывается сызмала, уже в школе, и проникает повсюду. Учителя не желают знать о нищете и духовной скудости, в которой живут ученики. "Палачи" из работных домов делают вид, что заботятся о бедняках. Мистер Вениринг делает вид, что он на самой дружеской ноге с аристократами, которые ездят к нему роскошно пообедать. Юджин Рэйберн делает вид, что презирает общество, с условностями которого считается. Мистер Подснеп делает вид, что бедняков в Англии не существует. И так во всем: всюду царит лицемерие и желание несправедливость, неразумие, абсурд выдать за нечто противоположное.
Надо сказать, в романе "Наш общий друг" "гениальное чутье Диккенса на все нелепое", о котором говорит Пристли, проявляется очень заметно. Одна нелепость следует за другой. Беллу, живого человека, "завещают", как столовое серебро. Ее мать, миссис Уилфер, каждую годовщину свадьбы убивается, что вышла замуж за "коротышку". Анатом-препаратор Венус питает нежность к "французскому джентльмену" - скелету, "украшающему" его мастерскую. Вегг греет у огня свою деревянную ногу. Дорогой обеденный сервиз Венирингов изображает верблюдов, и "караван" их всегда "бредет" по столу. Бедняки вкладывают последние гроши в акции и обогащают Венирингов. То, что старик Гармон "нажил состояние на мусоре", тоже нелепо с точки зрения разума, как нелепы попытки Подснепа "отбрасывать в небытие" весь мир под тем предлогом, что "все это - не наше, не Англия".
Так ощущение нелепости в мелком и частном перерастает у Диккенса в ощущение нелепости крупных общественных явлений, всего буржуазного бытия и буржуазного сознания.
Диккенс работал над книгой, не щадя сил, невзирая на по трясения. За несколько месяцев до окончания романа он и Эллен Тернан попали в железнодорожную катастрофу и только чудом остались живы. Тем не менее он аккуратно подготовил очередной журнальный выпуск. Долг перед читателем был превыше всего, хотя читатель принимал "Нашего общего друга" не так охотно, как "Большие надежды". Наверное, потому, что великолепная лаконичность романа предыдущего наводила на мысль, что новый, пожалуй, несколько растянут.
Однако это было первое впечатление. Потом роман "Наш общий друг" станет одним из самых любимых и, кстати, как бы завещанием Диккенса. Роман вобрал в себя очень многое, о чем Диккенс думал, над чем страдал, к чему стремился всегда. Здесь и знакомые враги и знакомые герои. "Мусорщик" старик Гармон дополняет ряд диккенсовских жестокосердых богачей; Лиззи Хэксем самоотверженностью напоминает Крошку Доррит; калека-девочка, кукольная швея Дженни Рен, соединяет в себе героизм Нелли со смышленостью Маркизы; а доброжелательность и щедрость мистера Пиквика ожили в мистере Боффине, хотя слово "мистер" с фамилией "Боффин" не очень сочетается. Но, как бы то ни было, оба они - настоящие джентльмены в диккенсовом смысле слова, то есть люди "высоких душевных качеств", а из этого следует,- опять утверждает Диккенс,- что "джентльменом может стать вся кий, кто поднимется на такую высоту"(Т. 25, с. 478.).
То, что теперь Диккенс поднимает на эту высоту не ушедшего от дел негоцианта, а бывшего слугу (или кузнеца, как в "Больших надеждах"), убедительнее всего свидетельствует о его неизменной и бесконечной вере в народ.