Теперь, когда он стал знаменитым писателем, можно было оглянуться и даже подвести своеобразный итог, после чего-идти дальше и, если возможно, выше. Таким "итогом" стал роман "Жизнь Дэвида Копперфилда, рассказанная им самим" (1850). Это был самый личный роман Диккенса, самый любимый и самый автобиографический, что не означает буквального совпадения всех фактов биографии писателя с эпизодами жизни его героя. Важно ведь не столько "фактографическое" соответствие, сколько общность духовного опыта. А Диккенс щедро наделяет Дэвида Копперфилда своими взглядами и чувствами, и прежде всего - своей феноменальной способностью наблюдать и хранить в памяти увиденное. Прав да, "от имени" Дэвида Копперфилда Диккенс распространяет эту способность на очень многих:
"Может быть, это только иллюзия, но кажется мне, большинство людей хранит воспоминания о давно минувших днях, гораздо более далеких, чем мы предполагаем, и я верю, что способность наблюдать у многих очень маленьких детей поистине удивительна - так она сильна и так очевидна. Мало того, я думаю, что о большинстве взрослых людей, обладающих этим свойством, можно с уверенностью сказать, что они не приобрели его, но сохранили с детства" (Т. 15, с. 23.).
В первую очередь такой человек с нерастраченным наследством детских впечатлений - сам Диккенс. Таков и его Копперфилд. Но Диккенс пишет все-таки не биографию, а роман; все-таки это Копперфилд прислушивается к "голосам былого", и многое в его воспоминаниях предстает измененным по сравнению с тем, как это было на самом деле.
Дэвид - сын джентльмена, родившийся спустя полгода после смерти отца. Сначала это счастливый маленький мальчик, которого нежно любит его молоденькая мать и добрейшая няня Пегготи. По вечерам у камина Дэвид читает по складам книжку о крокодилах или "крокиндилах", как их смешно называет няня. С Пегготи маленький Дэвид едет к морю навестить ее брата, рыбака. Дэн Пегготи с племянником Хэмом и племянницей Эмили живет в старом баркасе, приспособленном под жилье. Он приютил и вдову утонувшего друга. Он добр, мужествен и души не чает в своей "малютке Эм'ли", в которую такой же маленький Дэвид сразу влюбляется. А в отсутствие сына и Пегготи миссис Копперфилд вышла замуж. Вместе с отчимом и его сестрой в дом приходит несчастье. Нрав у брата и сестры Мэрдстонов деспотический и мрачный. Мрачность эта под стать их религиозному фанатизму: будто "арестанта под конвоем", водят они Дэвида в церковь и "кровожадно" шепчут слова молитв, словно "осыпая бранью" прихожан. У Дэвида нет друзей, так как Мэрдстоны питают отвращение ко всем детям, считая их "маленькими ехиднами". А уроки с матерью, напоминавшие прежде о тропинке в цветах, которой он шел к своей первой книжке! Теперь под мстительным оком Мэрдстонов они превращаются в муку. Страх - плохой учитель, а Дэвид боится жестокого отчима и забывает то, что уже знал. Однажды в наказание за "невыученный" урок Мэрдстон пускает в ход розгу, о чем Дэвид вспоминает с горечью и негодованием:
"Он вел меня наверх в мою маленькую комнату медленно и важно - я уверен, ему доставлял удовольствие этот торже ственный марш правосудия,- и, когда мы там очутились, вне запно зажал под мышкой мою голову.
- Мистер Мэрдстон! Сэр! - закричал я.- Не надо! Пожалуйста, не бейте меня! Я так старался, сэр! Но я не могу отвечать уроки при вас и мисс Мэрдстон! Не могу!
-- Не можешь, Дэвид? Ну, мы попробуем вот это средство.
Он зажимал рукой мою голову, словно в тисках, но я обхватил его обеими руками и помешал ему нанести удар, умоляя его не бить меня. Помешал я только на мгновение, через секунду он больно ударил меня, и в тот же момент я вцепился зубами в руку, которой он держал меня, и прокусил ее...
Он сек меня так, будто хотел засечь до смерти. Несмотря на шум, который мы подняли, я услышал, как кто-то быстро взбежал по лестнице - то были моя мать и Пегготи, и я слышал, как мать закричала. Затем он ушел и запер дверь на ключ. А я лежал на полу, дрожа как в лихорадке, истерзанный, избитый и беспомощный в своем исступлении" (Т. 15, с. 73.)
Дэвид вспоминает также, что только верная Пегготи пробралась ночью к его двери и прошептала в замочную скважину несколько ласковых слов. Дэвида отправляют в школу злого и деспотичного невежды Крикла. Здесь мальчика ждет плакат с надписью: "Осторожно! Кусается!", который он носит на спи не, пока Крикл не сообразил, что без плаката бить удобнее. Все же в школе есть кое-что и отрадное: дружба с гордым Стирфортом, которого побаивается даже Крикл, с добрым Томасом Трэдлсом. А главное, здесь чему-то учат, Дэвид же очень хочет учиться. Но умирает мать, и его берут из школы, чтобы сначала о нем "позабыть", а потом о нем "позаботиться".
И вот Диккенс впервые приподнимает завесу над прошлым, он делится с читателем тайной своего детства. Правда, Дэвид работает не на фабрике ваксы, Мэрдстон "устраивает" его мойщиком бутылок на винный склад.
"Комнаты с обшитыми панелью стенами, потерявшими цвет под столетними слоями пыли и копоти, подгнившие полы и лестницы, писк и возня старых, седых крыс внизу, в погребах, грязь и гниль этого дома возникают предо мной так отчетливо, словно всё это я видел не много лет назад, но только что, сию минуту. Склад встает у меня перед глазами точь-в-точь таким же, как в тот злосчастный день, когда я пришел туда впервые..."* Именно здесь воспоминания рассказчика и автора романа все больше смыкаются, и мы с волнением слышим голос самого Диккенса. Дэвид лишь немного младше Чарльза, пришедшего на фабрику ваксы. На Дэвиде такая же поношенная, жалкая белая шапчонка, у Дэвида то же ощущение "полной своей заброшенности". Так же как мальчик Чарльз, мальчик Дэвид чувствует, что "рухнула навсегда надежда стать образованным, незаурядным человеком..."**, и так же как Чарльза, его мучит унижение, "испытываемое детской... душой при мысли, что с каждым днем будет стираться в памяти и никогда не вернется вновь все то, чему я обучался, о чем размышлял, чем наслаждался и что вдохновляло мою фантазию"***.
* (Т. 15, с. 186.)
** (Т. 15, с. 187.)
*** (Т. 15, с. 187.).
Мы помним, что Джон Диккенс дал себя уговорить и вызволил сына с фабрики ваксы. Дэвиду просить некого, и он бежит к двоюродной бабушке в Дувр. Некогда Бетси Тротвуд раз гневалась на миссис Копперфилд за то, что у нее родился мальчик, а не девочка, и порвала с вдовой племянника все отношения. Но, может быть, теперь, увидев несчастного внука, она сжалится над ним и приютит его? Состоятельная бабушка сжалилась. Она усыновила Дэвида, отдала его в чудесную школу доктора Стронга, а живет Дэвид в доме друга и поверенного бабушки Уикфилда и очень дружен с его дочерью Агнес. Он вырастает образованным человеком и начинает делать юридическую карьеру (это дает Диккенсу возможность устами Дэвида высказать не очень-то лестное мнение о церковном суде Докторс-Коммонс, где сам он работал четыре года). Но разоряется бабушка, и Дэвиду приходится отказаться от юриспруденции. Изучив стенографию, он становится парламентским репортером, работает в утренней газете (как и Диккенс когда-то), упрочивает свое положение и женится на прелестной Доре, которую любит так же пылко, как Диккенс любил Марию Биднелл.
Дэвид-центральная фигура романа. Это он наблюдает, вспоминает, рассказывает о людях, его окружающих, о их жизни, но каждая такая история, искусно вплетаясь в ткань его собственной жизни, остается самостоятельной. Такова история Эмили, которая должна была выйти замуж за двоюродного брата, доброго и самоотверженного Хэма, но ее соблазнил, а потом бросил Стирфорт. Стирфорт и Хэм погибают во время страшной бури на море, причем Хэм тонет, спасая Стирфорта. Такова история Уикфилда и мерзкого лицемера Урии Хипа, который едва не разорил его и чуть не опорочил его честное имя. Таков эпизод любви Трэдлса к "самой замечательной девушке на свете" - веселой и милой Софи. И то же самое относится к житейским передрягам, в которые попадает семейство Микоберов. Впрочем, о них следует сказать особо.
Мистер Уилкинс Микобер - может быть, самая популярная фигура из всех неглавных персонажей у Диккенса и, наверное, самая любимая читателем. Во многом он "списан" с Джона Диккенса, доброго, не лишенного способностей человека с его неистощимым прожектерством и бесплодным мечтательством, цветистой речью и постоянной сменой настроений. А миссис Микобер напоминала миссис Элизабет Диккенс. Между прочим, она тоже открывает пансион для юных девиц, который ни одна юная леди не удостоила своим посещением. Но прототипы прототипами, а Микобер в такой же мере создание Диккенса - несравненного юмориста, как и "слепок" с на туры. Из всех смешных его созданий Микобер, пожалуй, самый смешной, и прежде всего потому, что он живет с иллюзорным представлением о значительности своей особы, а жизнь в лице беспощадных кредиторов никак не желает этого признавать. Однако Микобер так весел и добр, что его беспечность, его претензии на элегантность и светскость вызывают лишь сочувственный смех. Но тут, пожалуй, следует предоставить слово старейшему английскому писателю Джону Бойнтону Пристли, который и сам прославился умением создавать комические образы:
"Любой опытный романист или драматург могут изобразить пожилого клерка, у которого нет ни гроша за душой, и его преданную жену, мыслящую удивительно логически и в то же время несусветно глупую... Диккенс же с его гениальным чуть ем на все нелепое демонстрирует его во всем блеске, подробно сообщая, что они говорят и делают, коллекционируя один комический штрих за другим. И все это не единожды, но опять и опять, находя каждый раз новые оттенки и краски в царстве смеха. И все это у него совершается в атмосфере любовной человечности, несмотря на то что он может быть, если захочет, суров и тверд" (Priestley J. В. "The English", 1973, p. 186.)
Между прочим, Микоберы - одна из немногих счастливых пар, о которых рассказывает Дэвид. И, может быть, потому, что, несмотря на все житейские неудачи, родители Диккенса были счастливы в семейной жизни и нежно любили друг друга. А надо сказать, "Дэвид Копперфилд" - это и роман о любви и семье.
Не стоит гадать, какие собственные невзгоды и печали Диккенса запечатлелись в истории любви Дэвида к Доре. Мы знаем, что первый брак Дэвида неудачен: слишком разные люди "девочка-жена", совсем не приспособленная к семейным заботам, и Дэвид, необычайно любящий труд и порядок во всем. Но после смерти Доры Дэвид, кстати, уже известный писатель, женится на прекрасной и хозяйственной Агнес, которую он прежде любил, как сестру. Она - его "ангел", нравственная опора, и он счастлив так, как может быть счастлив человек.
Увы, сам Диккенс не был, по его собственному признанию, счастлив в семейной жизни. А Пристли, продолжая разговор о Микоберах, утверждает даже, что их создал человек, "который упорно жаждал счастья и никогда не был счастлив, за исключением тех моментов, когда ему хорошо работалось".
Роман "Дэвид Копперфилд" был опубликован в 1850 году, и только через восемь лет Диккенс по обоюдному согласию рас станется с Кэтрин. Однако сознание неудачно сложившейся семейной жизни начинает мучить его во время работы над романом. Очевидно, и поэтому здесь столько "вариантов" несчастной любви или неудавшихся, порой даже гибельных браков.
Мэрдстон, жестокий и мрачный тиран, женится на доброй и слабовольной матери Дэвида, которая не может защитить своего несчастного сына. Сам Дэвид женится на ребячливой Доре, которая не может и не хочет делить с мужем трудности жизни. Бабушка Дэвида в свое время вышла замуж за корыстного и не любившего ее человека, увлекшись его красотой, и всю жизнь должна расплачиваться за эту ошибку. Старый доктор Стронг женится на молоденькой дочери друга и при всей своей доброте не думает о том, что такая большая разница лет может сделать брак несчастным. Стирфорт, искусно разжигая тщеславие Эмили, мечтающей стать "настоящей леди", расстраивает ее свадьбу с Хэмом. Но и сам Хэм и Дэн Пегготи, желая этой свадьбы, так и не задумались ни разу: а действительно ли Эмили желает того же? Негодяй Урия Хип, о котором Агнес не может думать без отвращения, хочет жениться на ней и шантажирует ее отца, чтобы добиться цели.
Снова и снова Диккенс рассматривает все возможные пути, ведущие к несчастью в любви и браке, и называет "корень зла": "несходство характеров" - жизненных принципов и от ношения к людям. Вот почему, женившись на Агнес, Дэвид обретает счастье: у них, что называется, родство душ. Правда, о том, как Агнес хороша и добродетельна, мы узнаём главным образом со слов Дэвида, ее характер почти не развивается. Создается впечатление, что она совсем не изменилась с тех пор, как двенадцатилетней девочкой появилась на страницах рома на - славной маленькой хозяюшкой с корзиночкой ключей от шкафов и кладовых. Этот образ был уже намечен Диккенсом в Руфи Пинч, но Руфи свойственна некоторая милая рассеянность, а также "очаровательная" нетронутость ума, что и Доре, Агнес же серьезна и даже начитанна - во всяком случае, она читает романы Дэвида. Но, помимо качеств образцовой жены, матери и хозяйки, она еще обладает ангельской кротостью и совсем растворена в интересах и замыслах мужа. Ее личность полностью исчерпывается этим служением семье. Так в романах Диккенса утверждался викторианский* идеал женщины.
* (По имени английской королевы Виктории, бывшей, по мнению современных историков, образцом буржуазных добродетелей.)
Милая, прелестная женщина, "кроткий ангел" домашнего очага! Она добра, стыдлива, возвышенна. Она достойна восхищения, но при этом она существо по природе своей слабое, без защитное и нуждается в покровительстве мужчины. А так как ей "природой" и "судьбой" предначертано служение домашнему очагу, то и независимость ей не нужна. Долг перед самой собой? Но разве у женщины может быть иной долг, иная миссия, чем долг семейный? Таков был общепринятый буржуазный взгляд на роль женщины в обществе и семье, и Диккенс, к со жалению, его полностью разделял. Там, где он рисует женские образы, подчиняясь этой викторианской схеме, они получаются недостаточно жизненными и убедительными. Более того, Диккенс не симпатизирует женщинам независимым, гордым, обладающим умом и непреклонной твердостью. Фигурально говоря, страстная и непокорная натура, которая с любовью и сочувствием была воссоздана Ш. Бронте в Джейн Эйр, "превращается" у Диккенса в неуживчивую, мстительную Розу Дартл, которая любит и ненавидит Стирфорта и мечтает "уничтожить" Эмили. И Роза, конечно, обречена на горестное одиночество - следствие такого "неженственного" нрава.
Итак, может быть, причина семейного разлада Диккенса в том и заключалась, что Кэтрин не "дотягивала" до идеала, до Агнес - средоточия всех добродетелей?
Но как бы то ни было в жизни, в романе это "викторианское", буржуазное представление об идеальной женщине, которое, конечно, разделяет и Дэвид, заставляет Диккенса весьма сурово и даже несправедливо отнестись к тем, кто, как Эмили, "сбивается с пути" и этому идеалу не соответствует. Оказывается, Эмили сама во всем виновата: она не захотела довольствоваться своим положением, любовью рыбака Хэма, поэтому она остается одинокой и несчастной, черпая поддержку только в преданности своего старого дяди.
Викторианский идеал благоприличия требовал также отказа от счастья в любви, если оно не согласуется с супружеским долгом. В романе "Дэвид Копперфилд" возникает такая ситуация в отношениях доктора Стронга, его молодой жены Анни и ее кузена, молодого и красивого Джона Мелдона. В юности Анни и Джон были влюблены друг в друга, но затем Анни по настоянию матери вышла замуж за старого и состоятельного доктора. Создается впечатление, что Диккенс сначала хотел обострить конфликт, представить на суд читателя проблему супружеской неверности, но замужняя женщина, по Диккенсу, не вправе следовать голосу чувства, и даже мысль о новом счастье путем развода кажется ему в это время безнравствен ной. Анни остается верной женой (а вернее сказать "дочерью") своего старика мужа. Мелдона же, имеющего все основания рассчитывать на ответную любовь молодой женщины, Диккенс наделяет довольно неприятным характером, словно для того, чтобы помочь Анни сохранить супружескую верность.
В "Дэвиде Копперфилде" Диккенс опять касается своей постоянной темы - воспитания подрастающего человека. Мэрдстоны и Крикл с их "страстью к мучительству" могут только подавить все хорошее в ребенке. Добрый и веселый Дэвид становится угрюм и печален под опекой Мэрдстона. Дэвид корит себя за угодливость и лицемерие, которое порождает страх перед розгой Крикла.
Но воспитание дурно не только тогда, когда воспитывают палкой. Жертвой дурного воспитания оказывается Стирфорт, которого избаловала обожающая мать. Она потакала его эгоизму, тщеславию, снобизму, и Стирфорт обманывает Эмили, так как не умеет и никогда не умел считаться с желаниями и волей других людей. И очаровательная Дора во многом жертва неправильного воспитания. С ней обращались, как с прелестной игрушкой, ее избаловали восхищением ее красотой и детскостью, в ней культивировали наивность, инфантильную беззаботность. Такой она осталась и в браке: играет во взрослую, "замужнюю" жизнь, знать не желая о ее сложностях.
Прямая противоположность бездумной или жестокой "методе"- вся система воспитания в школе доктора Стронга, где уважают в ребенке человека, учат его уважать других, а главное - доверяют ему. Вот что о ней вспоминает Дэвид:
"Школа доктора Стронга была превосходная и отличалась от школы мистера Крикла так же, как отличается добро от зла. Порядок поддерживался в ней строго и благопристойно, в основе лежала разумная система: всегда и во всем полагались на честь и порядочность учеников и открыто признавали за ними эти качества, если сами мальчики не обманывали доверия, и такая система творила чудеса. Все мы сознавали, что принимаем участие в руководстве школой и поддерживаем ее репутацию и достоинство. В результате мы быстро привязались к ней... и учились с большой охотой, желая сохранить ее добрую славу"*. И очень мудро поступает бабушка Дэвида, старая Бетси Тротвуд, отдавая Дэвида в эту прекрасную школу, но иначе и быть не может, потому что:
* (Т. 15, с. 283.)
"Если в жизни есть у меня какая-нибудь цель,- говорит она Дэвиду,- то эта цель - сделать из тебя хорошего, разумного и счастливого человека. Это мое единственное желание"*. А дальше бабушка говорит, что это желание разделяет и ми стер Дик и что "проницательность у него прямо удивительная. Но кто, кроме меня, знает, какой ум у этого человека"**.
* (Т. 15, с. 412.)
** (Т. 15, с. 412.)
Это действительно трудно знать, потому что бедный мистер Дик, дальний родственник бабушки,- безумец, которого род ной брат хотел упрятать в сумасшедший дом и завладеть его долей наследства, а добрая Бетси Тротвуд пожалела, приютила у себя и совершенно искренне считает умнейшим человеком на свете. А все потому, что у мистера Дика (как и у Тутса) - умное сердце. Он самый покладистый, самый добрый человек на свете. Пусть он немного не в себе, в затруднительных положениях его доброта подскажет ему самый верный, нужный и умный поступок. Бабушка с недоумением рассматривает своего незнакомого внука - маленького, грязного оборвыша. Она не знает, что с ним делать. Этот вопрос умная старая леди задает бедному помешанному.
"- Ну что ж, будь я на вашем месте,- задумчиво начал мистер Дик, устремив на меня рассеянный взгляд,- я бы...
Созерцание моей особы, казалось, внушило ему какую-то мысль, и он бодро добавил:
- Я бы вымыл его!" (Т. 15, с. 232.).
Ответ самый простой, на него не требуется большого ума, но это самый разумный и самый сердечный ответ, какой только можно дать.
Маленький мальчик так грязен и так устал, что горячая вода для него - величайшее благо. А после его надо накормить и уложить спать - всё это нормальные, здравые и человечные действия, и другого отношения к маленькому сироте не может быть*. Так, во всяком случае, следует из советов доброго безумца, в то время как умный, но жестокий Мэрдстон сначала мучил Дэвида, а потом, завладев скромным имуществом его матери, его самого обрек на тяжелый, отупляющий труд. Но именно это в обществе и считается нормой: истязания дома и в школах, детский подневольный труд от зари до зари (Дэвид работает по 12 часов на винном складе), притеснение бедняков. А если так, то, может быть, прав мистер Дик, который "по секрету" говорит Дэвиду: "Я вот что тебе скажу,- он понизил голос,- ты никому этого не говори, мой мальчик...- Тут он наклонился ко мне и приблизил губы вплотную к моему уху: - Мир сошел с ума! Это не мир, а бедлам!"**.
* (Об этом эпизоде прекрасно рассказано в "новелле" о Диккенсе, при надлежащей писателю Б. Сарнову. "Пионер", № 6, 1970.)
** (Т. 15, с. 242.)
И по логике вещей выходит именно так: если самым здравомыслящим оказывается умалишенный, то мир и впрямь сошел с ума.
В романе "Дэвид Копперфилд" мы не встретим сатирических зарисовок общества, но разве не настораживает то, что образ "безумного мира" появляется именно в этом, самом личном, романе Диккенса, рассказывающем о восхождении героя к вершинам известности и благополучия? А разве не красноречив тот факт, что столь дорогое Диккенсу семейство Микоберов эмигрирует в поисках лучшей доли в Австралию?
"Дэвид Копперфилд" - роман-воспоминание, и многое тут - из опыта самого Диккенса, но очень многое осталось в тайниках души писателя. Мы прощаемся с умиротворенным, счастливым, респектабельным Дэвидом. Кажется, ему все да но, нечего больше желать, жизнь безмятежна и полна. Его дом для него, говоря словами английской поговорки, действительно крепость. До нее не доплескивают волны людского горя, и образ "безумного мира" сюда не вхож. Но ведь сам Диккенс живет в мире, где бушуют социальные бури. Его "дом" - Англия- открыт всем ветрам, и это мрачный, "холодный дом", где разумные, добрые люди часто сходят с ума и где умирают дети. Однако об этом Диккенс расскажет в своем следующем романе, который так и называется - "Холодный дом".