Диккенсу давно хотелось написать исторический роман. Он даже выбрал тему: антикатолический "бунт лорда Гор дона". Но события шестидесятилетней давности кажутся не актуальным прошлым автору "Оливера Твиста" и "Николаса Никльби". Его настойчиво влекут конфликты более современные. Однако наступает момент, когда он чувствует потребность обратиться к истории, и, как ни странно, именно потому, что тревожит его современность. После факельных шествий и митингов 1838 года - один из них Диккенс изобразил в "Лавке древностей",- после ньюпортских событий 1839 года, когда войска стреляли в десятитысячную толпу рабочих, чартистское движение стало ослабевать. Конечно, безработица, нищета, болезни не исчезли. Напротив, бедственное положение рабочих ухудшается, недовольство масс нарастает и сказывается на чартизме. Движение разделяется на партии "моральной" и "физической" силы; первая стоит за мирное разрешение классовых конфликтов, вторая зовет к борьбе.
Диккенсу близки взгляды сторонников "моральной силы", партии "убеждения". Он опасается надвигающегося народного возмущения. Его страшат "террор", "хаос", "разрушение", которые, как он думает, всегда сопутствуют власти "толпы". Он не принимает идеи народовластия и все чаще и чаще сравнивает прежний опыт народных волнений с современным.
...Когда-то в Англии, как и в других европейских странах, государственной религией был католицизм, а это означало постоянное вмешательство папы римского в английские дела. В XVI веке король Генрих VIII учредил независимую англиканскую церковь. Его дочь Елизавета I отобрала земельные угодья у монастырей, а католиков лишила многих гражданских и политических прав. Протестантизм стал господствующей религией страны, а его разновидность-пуританство-могущественным идеологическим течением. Высшим авторитетом, и не толь ко в религиозных вопросах, у протестантов считалась Библия. Она формировала мышление, взгляд на мир, взаимоотношения людей, их отношение к обществу. Вот почему английская буржуазная революция (а протестантизм был преимущественно религией средних классов) проходит под библейскими лозунгами. Вот почему "Кромвель и английский народ воспользовались для своей буржуазной революции языком, страстями и иллюзиями, заимствованными из Ветхого завета..."* Так, например, король Карл I, казненный в 1649 году по приговору парламента, назывался не иначе как "Навуходоносор" - по имени библейского царя, жестокого тирана и убийцы.
*(К. Маркс, Ф. Энгельс. Соч., т. 8, с. 120.)
Реакция не раз пыталась восстановить неограниченное самодержавие и католицизм. Иногда попытки реставрации были успешны: при королях Карле II и его сыне Якове. Тогда начинались жестокие гонения на протестантов, а это вызывало неприязнь к католикам. Однако в конце XVIII века католики уже не были политически опасны, и в 1780 году парламент решил уравнять их в правах с протестантами. В ответ шотланд ский лорд Джордж Гордон, ярый "антипапист", организует воинствующий "Союз протестантов". В день, когда обсуждался закон об уравнении в правах, Гордон возглавил недовольных. Их массу составили обитатели лондонских трущоб. Они осади ли парламент, но законопроект был принят. Тогда толпа, рас паленная религиозной ненавистью, стала грабить церкви, дома, лавки католиков. Мятеж Гордона бушевал несколько дней, постепенно теряя антикатолический характер. Громили и лавки богатых протестантов. А главное, толпа осадила и взяла Ньюгетскую тюрьму, арестанты были освобождены, а здание тюрьмы сожжено. Так волнение уже становилось антигосударственным и было жестоко подавлено военной силой.
Что касается лорда Гордона, то он сыграл в этих событиях довольно жалкую роль. Было нетрудно возбудить гнев народа. В Англии шла промышленная революция. Фабричное производство разоряло кустарей. В Лондон стекалось население деревень. Рабочие на фабриках получали гроши за тяжелый труд. Экзальтированные речи Гордона, твердившего о тирании парламента, привлекали бедняков. Но, возбудив городские низы, Гордон не смог управлять событиями дальше. Поджоги и грабежи были направлены не только против "папистов", но и против богачей. И Диккенс, опасавшийся народного возмущения, прекрасно уловил эту направленность "гордоновского бунта". И не хотел, чтобы события повторились. Поэтому "Барнеби Радж" (1841), первые главы которого он пишет, еще не окончив "Лавки древностей", не просто исторический роман, а роман-"предупреждение". Диккенс "предупреждает", что гордоновский бунт - "хороший урок последующим поколениям". Говоря об "уроке истории", он, конечно, имеет в виду политический его смысл. Это ответ писателя партии "физической силы".
Да, существует социальная несправедливость. Да, в ней повинны верхи общества. Да, несправедливые социальные порядки надо изменить, но не насильственным путем. Всякое восстание бессмысленно. Это неуправляемая, разрушительная стихия, общее "безумие" множества людей, охваченных низменными страстями. Вот почему главный герой романа и один из главных участников бунта - безумец Барнеби Радж.
Диккенс искусно вплетает историческую тему в детективный сюжет. "Барнеби Радж" - это и роман тайны.
Незадолго до рождения Барнеби в усадьбе Уоррен, где его отец служил управляющим, случилось загадочное убийство. Был убит владелец усадьбы Рейбен Хардейл, а в пруду обнаружили труп управляющего. Тогда же из усадьбы исчез садовник, на которого пало подозрение. У жены управляющего, потрясен ной двойным убийством, преждевременно родился сын. Это и есть Барнеби, которому уже двадцать три года и который лишен разума - "самого высокого и прекрасного из человеческих свойств"*. Он живет с матерью в усадьбе Уоррен на пенсию, которую платит Джеффри, брат убитого Хардейла. Барнеби слабоумен, но добр и отзывчив. Его часто можно видеть в деревенской гостинице "Майское древо", которой владеет несносный тупица Джон Уиллет. Лучший друг Барнеби - конюх Уиллета, Хью.
* (Т 8, с. 45.)
Другие действующие лица романа - добродушный слесарь Гейбриэл Варден, его хорошенькая дочка Долли, капризная миссис Варден, их завистливая служанка Миггс, тщеславный подмастерье Вардена Сим Тэппертит, глава "Непоколебимых"- тайного союза подмастерьев. В Долли влюблен сын Уиллета Джо. В Эмму, дочь убитого Хардейла,- Эдвард, сын аристократа Честера.
Если Варден и Джеффри Хардейл -добрые, любящие отцы (Джеффри любит племянницу, как родную дочь), если они снисходительны и терпимы к детям, то Джон Уиллет и Джон Честер - эгоисты, деспоты, самодуры. Джо, не в силах сносить издевательств отца и ветрености Долли, вербуется в солдаты, и его отправляют в Америку. Эдвард, которого отец выгоняет из дому за то, что сын хочет жениться на католичке, уезжает в колонии. Внезапно покидает Уоррен и Барнеби. Его мать перебралась в Лондон, но там ее преследует таинственный незнакомец, и она бежит с сыном в глухую провинцию... "...а земной шар,- философски замечает Диккенс,- продолжал вертеться, как и раньше, и вертелся все пять последующих лет, о которых... повесть умалчивает"*. Так авторской волей писатель переключает действие романа в богатый событиями 1780 год.
* (Т. 8, с. 301.)
В ненастную мартовскую ночь лорд Гордон едет в Лондон, где намерен при поддержке "Союза протестантов" выступить против известного законопроекта. Лорда сопровождает секретарь Гашфорд, умело разжигающий религиозный фанатизм Гордона. Но вот законопроект принят, и Гордон во главе толпы направляется к парламенту. В тот же день в Лондон возвращается Барнеби - им с матерью снова пришлось бежать от таинственного незнакомца. Барнеби примыкает к осадившим парламент, свято веря в то, что делает правое дело. Ночью разъяренная неудачей толпа сжигает усадьбу Хардейла, за хватив Эмму и Долли, и разоряет "Майское древо". Среди участников мятежа - Хью, отвратительный Деннис, палач, а также "Непоколебимые" во главе с Симом Тэппертитом. Диккенс сатирически изображает Сима и его "Непоколебимых" как предшественников партии "физической силы". Но то, что он ищет параллели для чартистского движения в прошлом, говорит о его известном консерватизме. Чартизм был организованным и массовым движением английских рабочих, а Диккенс сравнивал его со стихийным мятежом люмпен-пролетариата. И "чернь" 1780 года, и чартисты 30-х годов XIX века для не го - просто "толпа". А, по его словам, "толпа - это нечто загадочное. Откуда она берется, куда исчезает? Собирается она так же внезапно и быстро, как рассеивается, и уследить за ней труд но, как за волнами морскими. Да и не только этим она подобна морю: она так же коварна и непостоянна, как оно, так же страшна, когда разбушуется, и также бессмысленно жестока"(Т. 8, с. 476.).
Так Диккенс социальное явление уравнивает с биологическим - подчеркивая его "стихийность" и "бессмысленность". Он видит в движении масс тот же "фанатизм", что в антикатолицизме, то же проявление "нетерпимости". Но он слишком честный и гуманный писатель, чтобы в гневе народном видеть только жажду мщения и разгул диких страстей. Вот почему кульминация романа - пожар, бушующий в Ньюгетской тюрьме,- грандиозная картина, не лишенная величия.
В романе "Барнеби Радж" постоянно обыгрывается образ огня. Это - веселый огонь камина или домашнего очага, от которого исходит приятное тепло. Это - прожорливое пламя, уничтожающее все на своем пути. Пожар символизирует буйную стихию народного гнева. Толпа, осаждающая Ньюгет,- это сила, перед которой ни одна тюрьма не устоит. А к тюрьмам у Диккенса отношение четкое. Он ненавидит "гнусный" тюремный режим, который превращает людей в "жалкие опустившиеся существа"(Там же, с. 603.).
Но вот мятеж подавлен. Барнеби, Хью и Деннис приговорены к смерти. Приговор явно несправедлив по отношению к Барнеби - ведь он безумец и не ведает, что творит. Это понимает даже "источник высшей власти", и Барнеби помилован.
Что касается Денниса, охотно исполнявшего свою страшную "работу", эта кара, по мнению Диккенса, справедлива. Он - убийца, человек, которого ожесточило "законное" дело умерщвления. Но погибает на виселице и Хью. И хотя он один из главарей бунта, Диккенсу очень жаль его. Хью - незаконный сын лорда Честера, обманувшего его мать, цыганку, которую потом повесили (и не кто иной, как Деннис). Хью - человек, преступно брошенный отцом на произвол судьбы, он вырос в нищете и невежестве. При всем том есть в Хью доброта и душевная сила, а накануне казни он держится героически. Кто же виновен в смерти Хью? Виновен Честер, предавший сына (кстати, это предательство должно было означать отношение английской аристократии к народу). Но виновен и "Закон"- власть, общество, которые обрекли Хью на прозябание, не заботясь о его материальных и духовных нуждах, и Диккенс де лает Хью обличителем порядка, который в конечном счете привел его к гибели. Более того: Хью перед казнью - это спор Диккенса с самим собой, с теорией возможности классового мира. "Они умно делают, что отправляют нас на тот свет,- говорит Хью Барнеби,- если бы мы опять сорвались с цепи, они бы так дешево не отделались"*. А кто эти "они", ясно из слов того же Хью, который в дни бунта на призыв "долой папистов" ответил: "Долой богачей!"
* (Т. 8, с. 691.)
Как автора исторического романа Диккенса можно упрекнуть во многом: и в идеализации Гордона, и в том, что мы ничего или почти ничего не узнаём из романа о бедственном положении народа - истинной причине бунта. Толпе, совсем в духе романтизма, противопоставлен герой-одиночка Гейбриэл Варден, чудесно спасенный от смерти внезапно вернувшимися Джо Уиллетом и Эдвардом Честером. Эти двое вызволяют и любимых девушек. Втроем (Гейбриэл, Джо и Эдвард) они про тивостоят грозной "стихии" бунта и одерживают верх в столь неравной схватке. Интересно, однако, что толпе, то есть народу, Диккенс противопоставляет не романтического изгоя, а тоже человека из народа - труженика Гейбриэла Вардена. Лучше и достойнее героя у Диккенса нет. Он откровенно им восхищается, любуется его человечностью, его моральным превосходством над аристократом Честером в той выразительной сцене, когда Варден просит Честера помочь Хью, а тот отрекается от него...
В финале романа проясняется тайна, на которой основан сюжет. Казнен и таинственный незнакомец. Это бывший управляющий Радж, отец Барнеби. Когда-то он убил Рейбена Хардейла, а потом садовника и переодел мертвого в свое платье. Но больная совесть тревожит его. Радж преследует свою жену, он возвращается на пепелище Уоррена и здесь попадается Джеффри. Плачевная участь постигает и Сима Тэппертита. Во время бунта ему раздробило обе ноги (а он всегда очень гордился их стройностью). Безногий инвалид, он чистит теперь сапоги солдатам.
Остается сказать, что Джо женился на Долли, Эдвард - на Эмме. Барнеби и его мать спокойно живут на маленькой ферме вблизи отстроенного "Майского древа".
Итак, все для добрых людей кончается благополучно, но читатель закрывает и этот роман Диккенса с двойственным чувством, Он не может не радоваться за Вардена и не может не сожалеть о мятежнике Хью. Картины довольства и счастья меркнут в тени виселицы, на которой он погибает, проклиная "человеческую бойню" и этот "черный столб". А Хью проклинает его "от имени всех его жертв, бывших, настоящих и будущих"*. "Будущих"! Это слово заставляет задуматься, а так ли уж свято верит Диккенс "Барнеби Раджа" в возможность классовой гармонии? Похоже на то, что Диккенс впервые в этом усомнился, хотя усомниться не значит, конечно, отказаться от идеала...
* (Т. 8, с. 701.)
Работа над романом шла очень напряженно, но Диккенс и Кэтрин успели за это время побывать в Шотландии, где ему был устроен восторженный прием. Однако работает он даже "в гостях". Читатель с интересом следит за развитием действия, при этом замечая, что роман чем-то напоминает "Оливера Твиста". Тон повествования сдержан, порой тревожен, иногда саркастичен. Юмор отступает на задний план.
Диккенс создает интересный психологический портрет убийцы Раджа, хотя, надо сказать, другой мастер детективной интриги, американский писатель Эдгар По, считал, что Диккенсу надо было искуснее завуалировать тайну убийства и все перипетии, связанные с появлением в романе "таинственного незнакомца". Привлекают внимание и женские образы. Служанка Миггс очень ловко играет на слабых струнках миссис Варден и помогает ей мучить покладистого Гейбриэла. С таки ми придирчивыми, капризными и лицемерными особами мы уже встречались. В них есть кое-что от мисс Рейчел, что-то от миссис Никльби. Но Долли Варден - это, пожалуй, новая героиня Диккенса. Это не Роз и не Кэт с их изящной утонченностью. Долли - ветреница, но доброе и пылкое создание. Диккенсу она по душе. Он с удовольствием "представляет" читателю свою хорошенькую кокетку, не забывая показать, как ей к лицу новая накидка из вишневого шелка. И даже то, что она пренебрегает сначала беззаветной любовью Джо, нисколько ей не вредит в глазах автора. Он только ласково упрекает "ветреные сердца": нельзя бездумно плыть по течению жизни, искать в ней лишь радости, жизнь - подчас суровое испытание; честь, доброта, постоянство - вот компас, который поможет одолеть "взбаламученное море жизни".
Такая назидательная интонация не случайна. Ведь это роман и об отношениях отцов и детей. Добро порождает добро. Зло, как правило, порождает зло. Преступление отцов может отозваться безумием и несчастьем сыновей, как это было с Барнеби и Хью.
Но если говорить о Барнеби, то он нужен автору не только как символ, воплощающий безумие восставших. Он вообще интересен Диккенсу своим особенным взглядом на мир.
Вот Барнеби говорит Честеру, показывая на что-то из окна:
"- Глядите вниз... Видите, как они шепчутся? А теперь принялись плясать и прыгать, делают вид, что забавляются. Смотрите, как они останавливаются, когда думают, что за ними никто не следит, и опять шепчутся. А потом начинают вертеться и скакать. Это они радуются, что придумали какие-то новые проказы. Ишь, как взлетают и ныряют!.. А вот опять шепчутся. Им невдомек, что я часто лежу на траве и наблюдаю за ними. Интересно, что такое они замышляют? Как вы думаете?
- Да это же просто белье,- сказал мистер Честер,- та кое, как мы все носим. Оно сушится на веревках, а ветер ка чает его, вот и всё.
- Белье! - воскликнул Барнеби... - Ха-ха! Право, гораздо лучше быть дурачком, чем таким умником, как вы все. Вот вы не видите там того, что я. Ведь это же призраки вроде тех, что снятся по ночам! Вы не видите глаз в оконных стеклах, не видите, как духи мчатся вместе с сильным ветром, не слышите голосов в воздухе, не видите людей, что скользят тихонько в небе,- ничего! Мне живется гораздо веселее, чем вам со всем вашим умом. Нет, это вы глупые люди, а мы - умные. Ха-ха-ха! Я бы не поменялся с вами, нет, ни за что!"(Т. 8, с. 106.)
Да, Барнеби живет в сказочном, очень интересном мире, как дети, которые в обыкновенном видят порой фантастическое и загадочное. Это идет от их удивительного умения по-новому, необычно взглянуть на самые будничные вещи. А кому-кому, но Диккенсу это всегда было свойственно. Его собственная буйная фантазия в детстве рисовала ему такие же странные образы и заставляла верить в реальность сказочных существ; например, Красной Шапочки, в которую он был "без памяти" влюблен. Та же кипучая фантазия населяет яркими видениями и мир его вечного "ребенка" Барнеби, которому так интересно и привольно в его собственной сказочной вселенной...
Итак, роман был завершен, но теперь Диккенс не спешил браться за новый. У него были другие планы. Ему хотелось увидеть мир, и прежде всего - Америку. Случайно разве Джо Уиллет отправлялся за океан, где американцы вели войну за независимость! Колонисты одержали верх и основали Американскую республику. Джо Уиллет вернулся в Англию, правда, потеряв руку в боях. А его создателю очень хотелось посмотреть своими глазами на эту обетованную землю свободы и равенства.
Друзья тоже советуют побывать в Америке. Тем более - там уже есть знакомые; например, писатель Вашингтон Ирвинг. Да и в светских салонах Лондона Диккенс не раз встречал известных американцев, которые с восторгом пожимали ему руку. Кстати сказать, он стал почетным завсегдатаем самого изысканного лондонского литературного круга. Число друзей и знакомых растет с каждым днем. Среди них - литераторы, художники, видные адвокаты, политические деятели. Он знакомится с писателем Уильямом Теккереем (при взаимном уважении они всегда настороженно и ревниво относились к славе друг друга).
Может быть, он и отложил бы поездку в Америку еще на несколько лет, но его друг и незаменимый советчик Джон Форстер так уладил денежные дела, что Диккенс вполне мог предпринять путешествие под аванс будущих "Американских заметок".
В январе 1842 года, простившись с детьми, а их было уже четверо, и поручив их заботам друга, актера Макриди, Чарльз и Кэтрин Диккенс отплывают на пакетботе "Британия" к берегам Нового Света.