"Боз - выше всяких суждений. Это единственный человек, которому я завидую... потому, что его призвание прекраснее всех. Из великого множества писателей он больше всего рождает веселья, смеха".
(Ш. Петефи, Путевые письма)
Литературный дебют Диккенса - "Очерки Боза" - уже содержал в себе, как в зародыше, многие темы и образы его более поздних произведений. Пусть на многом сказывалась еще неопытность автора, чувствовались следы спешной работы - на это укажет сам писатель в предисловии 1850 года к переизданию очерков, - уже здесь Диккенс нашел свою индивидуальную творческую манеру, нашел тот основной круг тем и образов, который будет занимать его и в дальнейшем.
Форма очерка позволяла Диккенсу живо, быстро откликаться на многие волновавшие его вопросы, которые ставила жизнь. Но возможности этого жанра не позволяли ему показать действительность во всей ее широте, в динамике. Отсюда закономерное обращение писателя к тому жанру, который стал типичным для реалистов XIX века во всех странах, - к широкой и емкой форме романа.
Сама история возникновения первого романа Диккенса - "Посмертные записки Пиквикского клуба" (1836 - 1837) - также подтверждает твердое намерение писателя перейти к более широкой эпической форме.
Издатели, не полагаясь на самостоятельность автора "Очерков Боза", предложили ему сопроводить комическими подписями серию карикатур художника Сеймура, изображающую горе-спортсменов некоего вымышленного охотничьего клуба. Однако сразу же, как только Диккенс приступает к работе, первоначальный план издателей претерпевает существенные изменения. Текст начинает решительно оттеснять комические иллюстрации, Диккенс добивается независимости от художника в развитии сюжетной линии.
После самоубийства Сеймура, оставившего лишь несколько иллюстраций, Диккенс сам подбирает нового иллюстратора для романа о забавных похождениях членов Пиквикского клуба. Он отвергает кандидатуры нескольких художников, предложивших ему свои услуги, в том числе талантливого карикатуриста Вильяма Теккерея, будущего автора "Книги снобов" и "Ярмарки тщеславия"1. Диккенсу, видимо, показалась неуместной злая, язвительная манера рисунков Теккерея, напоминавшая характер многих рисунков Крукшенка - первого из прославленных иллюстраторов Диккенса (с иллюстрациями Крукшенка выходили "Очерки Боза", "Оливер Твист"), он предпочел более мягкие и шутливые рисунки Хаблота Брауна - художника, который под псевдонимом Физ стал известен как один из лучших иллюстраторов великого романиста2.
1 (Теккерей после этого целиком обратился к литературе. Впрочем, свои произведения он будет иллюстрировать собственноручно)
2 (Широко известны рисунки Физа к романам Диккенса "Николас Никльби", "Мартин Чезлвит", "Домби и сын", "Давид Копперфильд", "Крошка Доррит" и некоторым другим)
"Записки Пиквикского клуба" прочно вошли в историю мировой литературы как один из самых блестящих образцов комического романа. Этот роман - самая веселая, по-своему самая беззаботная, самая радужная книга Диккенса. Безудержная стихия комизма - счастливые лица, забавные недоразумения, нелепо-комичные стечения обстоятельств - создает особую мажорную тональность романа. Особенно это относится к первым главам книги, где замысел "комического романа" выступает в наиболее чистом виде. Они представляют собой нарочито "глубокомысленный" отчет о наукообразных изысканиях мистера Пиквика - ученого педанта, посвятившего себя такой животрепещущей проблеме, как наблюдение за образом жизни мелкой рыбешки колюшки или как изучение необычайно "загадочной" криптограммы на замшелом осколке камня, древность которой оказывается весьма сомнительной.
Под стать президенту Клуба и его друзья, обрисованные вначале как недалекие и весьма комичные субъекты. Немолодой мистер Тапмен обладает весьма влюбчивым сердцем и пленяется несколько потускневшими прелестями старой девы; мистер Уинкл, изображенный в духе персонажей из модной тогда "спортивной повести" (по признанию автора, он был введен "специально для м-ра Сеймура"), считает себя необычайно искусным охотником и спортсменом, что дает возможность автору неоднократно комически обыгрывать его "дарования" - абсолютное неумение обращаться с ружьем, в результате чего заряд, предназначавшийся для грачей, попадает в руку мистера Тапмена, его столь же вопиющее невежество в искусстве катания на коньках, приводящее к не менее комическим последствиям.
Вообще говоря, все персонажи, не исключая на первых порах и самого мистера Пиквика, характеризуются какими-то внешними странностями, эксцентричными чертами внешнего облика или поведения. Так, например, жирный малый, слуга мистера Уордла, всегда опит; глуховатой лэди, матери Уордла, вечно чудится угроза пожара, а мистер Джингл постоянно ошарашивает слушающих бессвязным потоком отрывистых восклицаний.
Надолго запоминаются исключительные по своему мастерству комические эпизоды романа: пикантное приключение героя в комнате пожилой лэди в желтых папильотках (гл. XXII), знаменитое qui pro quo с "объяснением в любви" Пиквика своей квартирной хозяйке (гл. XII), великолепная сцена выезда верхом м-ра Уинкла и м-ра Пиквика в роли кучера (гл. V), вынужденное путешествие подвыпившего Пиквика на тачке в загон для скота (гл. XIX), ночное приключение мистера Уинкла (гл. XXVII) и т. п.
Буржуазная критика канонизировала роман Диккенса как чисто комический, развлекательный, бездумный. Автора "Записок Пиквикского клуба" признавали изобретательным на создание забавнейших ситуаций, необычно смехотворных типажей, неожиданных остроумных выражений. И только. Иными словами, в романе Диккенса хотели видеть лишь то, что были намерены получить от Диккенса издатели. Вместе с тем уже с первых выпусков романа1 чувствуется, что автора очень стесняла навязанная ему идея клуба "глубокомысленных" профанов (о чем он сам впоследствии окажет в предисловии к переизданию "Пиквикского клуба"), заставлявшая автора оставаться в кругу литературных шаблонов.
1 ("Пиквикский клуб", как и большинство последующих романов, выходил отдельными ежемесячными выпусками, что представляло известную трудность для писателя: необходимость дать законченный в себе кусок, не нарушая при этом единства целого)
Сам Диккенс в предисловии к роману заявлял: "Автор этого произведения поставил себе целью провести перед глазами читателя непрерывную череду лиц и событий, изобразить их по возможности живо и в то же время правдоподобно и забавно". Очевидно, что задача развлекательная не была единственной целью Диккенса. Диккенс блестяще использовал возможности комического романа; бездумно-развлекательный комизм становился комизмом осмысленным и целенаправленным. Даже самые первые главы, написанные ближе всего к характеру издательского замысла, были выражением скрытой борьбы с ним и его преодолением.
Очень забавные и занимательные эпизоды, содержащиеся в первых главах, - свидетельство этому. Здесь и ядовитая насмешка (в изображении комически-"ученых" дебатов пиквикистов или предприятий дельца Джингла), здесь и снисходительная ирония (в карикатурном изображении самозабвенной романтической отрешенности от жизни поэта Снодгресса).
Только первые главы романа, да и то лишь в известной мере, соответствуют первоначальному замыслу. Дальнейшее развитие сюжета и образов идет по иной линии. Диккенс отказался от идеи "Клуба" и изменил, как было замечено современниками, характеристику ряда персонажей. Переломным можно считать пятый выпуск романа (кстати сказать, именно тот, начиная с которого роман прочно завоевывает сердца англичан), где сюжет приобретает определенную направленность, концентрируясь вокруг завязывающегося процесса миссис Бардл против Пиквика и где впервые появляется знаменитый Сэм Уэллер, сразу ставший любимцем лондонского читателя.
В жанре комического романа Диккенс уже не мог - как прежде в своих "Очерках" - изображать тяжелую участь обездоленных людей1. Но этот же жанр дал возможность романисту пойти по пути сатиры и дать запоминающиеся гротескные фигуры людей буржуазного мира, лишь эскизно намеченные на страницах "Очерков", и что еще важнее для понимания того великого, что есть в романе, - позволил писателю выразить свои гуманистические идеалы.
1 (Характерно, например, что в сцене суда действительность предстает лишь в комическом и сатирическом аспектах, хотя самый материал временами толкал автора на введение трагических мотивов. Мы имеем в виду эпизод с аптекарем, который отказывается быть присяжным, боясь, что в его отсутствие мальчик, на которого он был вынужден оставить лавку медикаментов, отпустит кому-нибудь яду вместо лекарства. Доводам аптекаря, которому не по средствам держать помощника, не хочет внять равнодушный формалист-судья. Однако в рамках комического жанра этот эпизод и не мог получить иного, не комического разрешения. Ниже мы убедимся, что только за рамками сюжетной линии, во вставных новеллах Диккенс изображал трагические стороны жизни)
Комическая форма не случайно оказалась наиболее удачной для воплощения мечты Диккенса о человеческом счастье, об идеале человека и человеческих отношений.
Жизнь большинства людей - по мысли писателя - хмура, безрадостна. Бедняков лишает радости каждодневная забота о куске хлеба, богачей - каждодневное стремление к приумножению состояния.
Условия существования людей мешают развитию их естественных человеческих свойств: люди становятся замкнутыми, неотзывчивыми, черствыми, угрюмая проза жизни отнимает у них радостное восприятие мира, чувство благожелательности к ближним.
Каким же должен быть человек? В чем его счастье?
Образами веселых, жизнерадостных "пиквикистов", добрых и благожелательных людей Диккенс отвечает на этот вопрос.
Изображая Пиквика и его друзей как людей, воплощающих подлинно человеческие черты, людей, не отравленных буржуазным эгоизмом, Диккенс явно отталкивался от того представления об идеале человека, которое было запечатлено в английском романе еще в первой половине XVIII века и оказалось чрезвычайно распространенным в романе XIX века, - от идеала трезвого, рассудочного буржуа, в котором есть "здравый смысл", деловая честность, но в котором вое эти качества не могут восполнить, увы, лишь одного - отсутствия доброго человеческого сердца. Больше того, без сердца все эти "добродетели" превращаются в свою противоположность - в эгоизм, в своекорыстие. И если подобный расчетливый буржуа на заре буржуазного общества мог, подобно герою знаменитого романа Дефо, все же привлекать симпатии читателя волей к преодолению препятствий, выдержкой (правда, лишь тогда, когда он оказывался один на один с природой, как Робинзон Крузо первой части романа), то потомки робинзонов в век Диккенса наследуют лишь худосочный морализм, хватку приобретателя, собственника.
Веселье, радость, неотъемлемые от доброты, доброжелательства становятся для Диккенса поэтому чертой принципиальной. Расчетливый приобретатель давно потерял все эти истинно человеческие свойства.
"Записки Пиквикского клуба" представляют собой развитие и обогащение той линии, которая еще совсем приглушенно, слабо выявлялась в "Очерках". Это романтическая мечта о небуржуазных условиях существования людей, это утопия веселья и радости, доброты и самопожертвования. Впервые Диккенс делает попытки широко и многосторонне воплотить свое представление об идеале, дать образ положительного героя в действии, выразить свое кредо.
Такого положительного героя Диккенс находит прежде всего в мистере Пиквике. Смешной и чудаковатый мистер Пиквик вырастает на глазах читателя: в нем угадывается благородство человека, не мирящегося с какой бы то ни было несправедливостью. Внешний комизм лишь оттеняет благородное в Пиквике. Не без основания неоднократно сопоставляли ело с героем бессмертного романа Сервантеса - с Дон-Кихотом. Подобно "рыцарю печального образа", он и смешон, и трогателен в своей непрактичности, в своем стремлении всегда и во всем поступать, как подсказывает ему совесть и требует справедливость. Подчас конфликт Пиквика с действительностью приобретает характер почти столь же трагического разлада, как и у испанского идальго. Этот конфликт неизменно характеризует Пиквика как честного, справедливого человека, благожелательного ко всем.
"Посмотрите на Пиквика у Диккенса: не правда ли, что он очень ограниченный человек? - говорил Н. Г. Чернышевский. - А между тем кто может не любить его, кто не станет уважать его, кто бы не посоветовался с ним и не послушался его совета?"1
1 (Н. Г. Чернышевский, Полн. собр. соч. в пятнадцати томах, т. II, Гослитиздат, М. 1949, стр. 800)
Романист не только лишает своего героя эгоизма и стяжательства, столь характерных для буржуа, и не только прославляет в нем бескорыстие, доброжелательность, честность. Доброта и бескорыстие мистера Пиквика поистине безмерны. Они далеко переходят границы разумной доброты достопорядочного буржуа. Даже с точки зрения последних его поступки выглядят как чудачество, если не сумасбродство. Стремясь, например, предотвратить готовящееся преступление, он не останавливается перед тем, чтобы перелезть через забор, огораживающий пансион для девиц, и оказаться в положении человека, которого принимают сначала за грабителя, а потом за умалишенного (гл. XVI). Ему даже в голову не приходит, что это "преступление" - злая выдумка его недругов: циничного авантюриста Джингла - типично буржуазного комбинатора и дельца и его слуги - плута и святоши. Впрочем, Пиквик не способен долго таить в себе жажду отмщения. Видя врага своего в более униженном, чем он сам, положении (встреча во Флитской долговой тюрьме), он от всего сердца помогает своему былому врагу в беде.
С точки зрения трезвого буржуазного расчета Пиквику проще всего было бы отдать присужденные деньги Додсону и Фоггу: на их стороне была сила, на их стороне был закон. Но бескорыстный, до прямолинейности принципиальный в упорной жажде справедливости, Пиквик предпочитает навек заточить себя в тюрьме, но не давать денег хищникам.
Пиквик в своих поступках руководствуется не хладнокровно взвешенными доводами рассудка, не эгоистической расчетливостью, свойственной буржуа, вроде Уинкла-старшего, а велениями доброго сердца, сочувствием ко всем обездоленным. Такое "чудачество" (с точки зрения буржуазной морали) оказывается главным принципом поведения положительного героя Диккенса, ведущего свою литературную генеалогию от чудаков из романов XVIII века (Филдинга, Смоллета, Голдсмита, Стерна и др.).
Уже с первых глав романа вырисовывается утопический идеал писателя. Диккенс не стремился представить какой-либо проект иного общественного устройства, его задача была более скромной: он намерен был показать идеал человеческих взаимоотношений, которые никак не соответствуют моральным нормам современного ему буржуазного общества. Человеческая доброта, бескорыстие, благожелательность должны определять отношения людей друг к другу. Сама жизнь должна быть прежде всего радостной, счастливой. Диккенс ратует за содружество людей независимо от классовых различий. Впрочем, очень важно заметить, что "надклаюсовое" содружество людей по Диккенсу, включающее и Пиквика, по положению принадлежащего к буржуазии, и помещика Уордла, весельчака и хлебосола, и множество простых людей из народа вплоть до последнего заключенного во Флитской долговой тюрьме, имеет демократический характер. Оно требует от человека отказа от буржуазной морали, требует подчиняться этическим нормам доброты, человечности. Естественно, что себялюбивый черствый человек - истинный буржуа - Уинкл-старший никак не может стать другом этих людей, и понятно, что он не находит общего языка с Пиквиком, во всяком случае пока первый не "исправляется", - эпизод, характерный для раннего творчества Диккенса и свидетельствующий о вере писателя в перевоспитание буржуа.
Демократический характер идеала Диккенса особенно выразительно подчеркивается образами Сэма Уэллера и его отца.
Сэм - своего рода Санчо Пайса английского Дон-Кихота Пиквика - не просто верный слуга доброго хозяина. Сэм - это друг и товарищ Пиквика, глубоко преданный ему не только как слуга (что является довольно-таки традиционным для английского романа XVIII - XIX веков и что встречается и у самого Диккенса), но и человек, испытывающий глубокое уважение к неподкупности, честности, справедливости своего старшего друга и наставника. Не просто преданность слуги и даже не только личная привязанность к мистеру Пиквику побуждает его к добровольному самозаточению во Флитской тюрьме вместе с хозяином, а солидарность с бескомпромиссной, благородной позицией Пиквика.
В образе Сэма писатель показал многие лучшие черты человека из народа: сметливость, находчивость, душевную отзывчивость, бескорыстие, независимость духа, неиссякаемую веселость.
Если под влиянием м-ра Пиквика в Сэме, плутоватом, разбитном лондонском парне, проявляются лучшие стороны его натуры, то и сам Пиквик многое усваивает от Сэма: житейски-опытный, практичный Сэм частенько раскрывает глаза наивному Пиквику на весьма неприглядную подоплеку совершающихся "странных" вещей.
Сэм - "кокни" - типичный лондонец по своеобразному жаргону, по привычкам и манерам. Дитя народа, он впитал народные вкусы, интересы, народный задорный юмор. Сэм не полезет за словом в карман. Он может легко "отбрить" назойливого заключенного во Флитской тюрьме, предлагавшего отдать белье Пиквика своей мифической прачке. "Не хлопочите лучше, - возражает он, - ваша корзинка, думать надобно, битком набита и без нашего белья"1.
1 (Гл. XLII (пер. И. Введенского))
Его память хранит множество песен, сказок, поговорок; Сэм Уэллер не только знает и любит баллады и легенды, песни и пословицы, он сам изобретает особый тип шутливой поговорки, известной под названием "уэллеризма". Это своеобразная сентенция, изречение "на случай", сопровождаемое обычно ссылкой на какой-нибудь анекдотический "источник", неожиданное упоминание которого делает афоризм Сэма совершенно неуместным. "Долой меланхолию!", - восклицает Сэм, стремясь приободрить приунывшего Пиквика, и добавляет: "Как сказал мальчишка, когда померла его учительница" (гл. XLIV). "Сперва дело, потом удовольствие, как говорил король Ричард Третий, когда заколол другого короля в Тауэре, раньше чем придушить детей"1.
1 (Гл. XXV (пер. А. В. Кривцовой и Е. Ланна))
Чертами своеобразного обаяния наделен и отец Сэма - кучер пассажирской кареты, добродушный, простой, чистосердечный человек. Он наивен и непрактичен: после смерти жены он готов уничтожить ее завещание, по которому ему и Сэму оставлено все достояние; он рассуждает по-своему очень логично, полагая, что завещание - пустая формальность, раз никаких споров между ним и сыном и не может быть. Более практичный Сэм отговаривает отца от его решения, зная, что отсутствие этой "пустой формальности" может оказаться весьма существенной помехой в глазах крючкотворов-законников.
Заметим, что образы Уэллеров претерпели эволюцию по мере публикации выпусков романа. Диккенс лишил их некоторых черточек расчетливости, практицизма.
Критическое отношение Диккенса к буржуазной действительности толкает его к идеализации патриархальных форм существования. Отсюда идиллические картины жизни в усадьбе мистера Уордла - Дингли-Дэлле. В этом мирном поместье всегда царят веселье, довольство, хозяин сердечно относится к слугам, а те в свою очередь отвечают ему добрым чувством.
Диккенсовская мечта о содружестве людей разных классов, о господстве бескорыстия, честности, веселья в человеческом обществе более легко реализуется на лоне природы, когда герои оказываются вне хмурого капиталистического города. Вдыхая здоровый, бодрящий воздух пригородов Лондона, наслаждаясь природой, Пиквик находит отдохновение от сутолоки и корысти буржуазного города. Правда, Диккенсу, - который наподобие своего героя Сэма коренной лондонец, - гораздо меньше удаются картины природы, чем изображение города. Диккенсовские описания только тогда приобретают полную художественную силу и убедительность, когда он изображает столицу, одновременно восхищаясь ей и осуждая ее.
Однако идеал Диккенса отнюдь не сводится к любовному изображению патриархального поместья Уордла. Как ни хороша жизнь в Дингли-Дэлле, как ни добры и отзывчивы там люди, героя Диккенса тянет в большой мир. Пиквику "не сидится" в гостеприимной усадьбе.
Мало того, что для Диккенса и его героев абсолютно неприемлем отшельнический идеал: обособившись от людей, замкнувшись В своем узком мирке, человек совершает насилие над своей природой1. Даже позиция самого Уордла не может всецело удовлетворить Пиквика.
1 (В уста Уордла Диккенс влагает сказочную историю о мизантропе-могильщике, нелюдимом и жестоком, существование которого оказывалось бессмысленным, не нужным ни ему самому, ни людям. Его похищают духи, показывают ему истинную осмысленную жизнь, и он раскаивается, поняв противоестественность своего поведения)
Дух веселья, комизма, проникающий положительные образы Диккенса, его пиквикистский идеал свидетельствует не только о светлом оптимистическом характере романа. Он имеет еще одну весьма существенную функцию. Воплощая в своих любимых героях и в их жизненном кодексе идеал человеческих отношений, Диккенс-художник боится впасть в дидактику, создать безжизненные, лишенные человеческой привлекательности образы. Перед ним был классический пример прошлого: неудача романиста Ричардсона с идеальным героем - образом лишенного недостатков сэра Грандисона, сделавшимся синонимом "ходячей добродетели" и предметом вышучивания1.
1 (Мы здесь не входим в рассмотрение того, что не только метод Ричардсона - лишение человека каких бы то ни было человеческих слабостей - был антихудожественным, дидактическим, но и что самая попытка идеализации буржуа была обречена на неудачу)
Комические черточки в образах Пиквика, обоих Уэллеров, Уордла и других положительных героев позволяют романисту избежать идеализации, хрестоматийной нравоучительности, дают возможность очеловечить образы. Жизненно-комические черточки в образах "пиквикистов" снимают с них налет идеализированности, приземляют, делают их живыми людьми, характерами национальными, а не абстрактными добродетелями. Комическое позволяет писателю достичь известной гармонии реального и идеального, мечты об идеале и жизненной достоверности.
Забегая вперед, скажем, что в дальнейшем Диккенс, отказываясь от всепроникающей стихии комического и достигая значительной силы в раскрытии мрачных сторон капиталистического мира, подчас будет впадать в ту идеализацию и дидактику, которой он так счастливо избежал в своем первом романе.
Распространено мление (его придерживаются и некоторые советские литературоведы), что жизнерадостное веселье, которым проникнут роман, - свидетельство того, что Диккенс не видит теневых сторон жизни или даже закрывает на них глаза, что Диккенс-оптимист верит в совершенство современного ему общественного строя Англии и поэтому, мол, подменяет реальную Англию его времени Англией идеализированной, парадной, счастливой1.
1 ("В своем первом крупном произведении Диккенс не видел, или, точнее, не хотел видеть, теневых сторон жизни. В Англии Пиквика все в конечном счете обстоит превосходно. Если в ней и есть страдания и нищета, то они в общем заглушаются приключениями и злоключениями Пиквика и его "ученых" последователей" (В. В. Ивашева, Творчество Диккенса, изд. Моск. университета, 1954, стр. 53))
Уже беглое знакомство с тем, как изобразил "непарадную" Англию Диккенс в "Очерках Боза", заставляет усомниться, что писатель не хотел видеть мрачных сторон действительности. Диккенс видел и изобразил их в "Пиквике". В этом нам еще придется убедиться. Но здесь его задача была несколько иной, чем в предшествовавшем произведении. Диккенс попытался воплотить в центральных образах романа свое представление об идеале человеческих взаимоотношений, воплотить свои утопические представления о лучшем социальном устройстве.
Некоторые исследователи пытаются сделать из Диккенса апологета буржуазного миропорядка. В частности, идею данного романа и содержание центрального образа сводят к прославлению буржуазной Англии, а критические страницы произведения рассматривают лишь как критику феодальных пережитков, мешающих развитию страны. Так отдельные проявления мелкобуржуазной ограниченности художника выдаются за свидетельства узкоклассовой его позиции.
Аппелируют к тому, что идеальный герой Диккенса Пиквик - буржуа. Это так. Но было бы непростительно вульгарным социологизаторством лишь на этом основании делать вывод о "буржуазности" автора и его героя. Мы уже показали выше, что писатель наделил своих любимых героев теми понятиями о жизни, с которыми нельзя жить, не вступив в разлад с нормами и законами собственнического мира. Вообще же то, что Диккенс выводит среди носителей своего идеала людей материально обеспеченных - что, собственно, и дает формальный повод рассматривать их как идеализированных буржуа, - вполне естественно: такие люди имеют большие возможности для осуществления своих стремлений.
Однако идеал Диккенса, обладающий некоторыми чертами утопии, существует не в идеальной стране вымысла, а в реальной Англии конца 20-х годов (сам автор точно датирует время начала событий романа 1827 г.). И не просто существует, но выдерживает натиск суровой действительности. Вначале автор своеобразным композиционным приемом дает понять, что вне пиквикской идиллии существует мрачная действительность: в сюжетную часть романа вклиниваются вставные новеллы, повествующие о горе, "ищете, смерти. По тону и манере они напоминают самые мрачные, самые трагические из новелл Боза.
Поскольку трагизм этих новелл резко дисгармонирует с утопической картиной счастья и веселья пиквикистов, они выносятся на первых порах как бы за рамки сюжета, не имея никаких точек соприкосновения с ним. Основная их тема - бедность и смерть.
Так, например, в первой из вставных новелл (гл. III) повествуется о гибели спившегося актера, кормильца голодающей семьи. Несчастный умирает в жалкой комнатенке - пристройке к сараю, - потрескавшаяся дверь которой не может служить преградой для холодного ветра.
В аналогичном духе выдержана другая новелла (гл. XXI). В долговой тюрьме Маршелси томится узник. На воле медленно чахнет и умирает его ребенок, а вслед за тем и его жена. Но оба богача - и его отец, отрекшийся от своего сына, и ее отец, прогнавший дочь с ребенком и бросивший ее мужа в тюрьму, - безучастны к ним. Узник, оставивши тюрьму, жестоко мстит за смерть жены и ребенка, и писатель показывает закономерность этого уродливого протеста против бессердечия и бесчеловечности. Изображение бедности в этой новелле прямо связывается с обличением буржуазного эгоизма, черствости, стяжательства.
Диккенс изображает всесилие денег в буржуазном мире. Девушка против своей воли выдана замуж своим отцом и братьями за богача, оказавшегося умалишенным (гл. XI) . Морально они виновны в ее гибели не меньше этого сумасшедшего, умертвившего свою жену.
Если в этих трагических новеллах и есть смех, шутка, то это уже не забавные шутки о похождениях незадачливых пиквикистов, а мрачные, даже .зловещие шутки. Шутит умирающий актер, он воображает себя вновь на сцене и пытается развеселить воображаемых зрителей (ведь надо же зарабатывать на жизнь!). Столь же зловещий характер носят "шутки" безумца, умертвившего свою жену. Он издевается над "благородным" негодованием отца и братьев несчастной женщины.
Функция этих трагических новелл - своего рода напоминание, что действительность в целом не так-то уж идиллична, что мирок пиквикистов - это особый мирок счастья и веселья. На первых порах Диккенс удовлетворялся простым противопоставлением идиллического мирка веселья и счастья и суровой прозы жизни. Но слишком легкой была бы "доброта в себе" пиквикистов. Диккенс показывает теперь столкновение самих гуманных пиквикистов с миром буржуазной прозы и расчета. Комизм принимает теперь на себя функцию сатирическую. И чем дальше, тем в большей степени.
Сначала эти столкновения эпизодичны. Таков известный эпизод выборов в Итенсвилле (гл. XIII), где сатира Диккенса достигает большой силы. Едва ли не впервые наивный Пиквик сталкивается воочию с коррупцией, наглой и неприкрытой, беспринципным соперничеством двух партий, домогающихся голосов одураченных избирателей. И "синие" и "желтые" (под которыми, без сомнения, Диккенс имел в виду ториев и вигов) не брезгуют ни широковещательными демагогическими декларациями, ни театральными эффектами, ни подкупом, ни распространением заведомо клеветнических слухов о своем противнике, ни даже прямым насилием над избирателями.
Все различие этих партий - это по сути дела различие названий, "вывесок", за которыми не кроется никакого сколько-нибудь конкретного содержания. Сатирический прием Диккенса восходит, возможно, еще к Свифту, который в первой книге "Путешествий Гулливера" изобразил "принципиальный" спор ториев и вигов как склоку сторонников обуви на низких каблуках со сторонниками высокого каблука.
Этот эпизод безусловно типический. В вымышленном городе Итенсвилле (в сущности, в одном из многих возможных английских городков) случаи коррупции при выборах не в диковинку. Сэм рассказывает своему изумленному хозяину, как его отец "случайно" вывалил избирателей около канала, понявши намек одного из тех, кому было невыгодно их прибытие.
Правда, Пиквик остается пока еще сторонним наблюдателем происходящего. Ему и в голову не приходит, что кругом творятся грязные плутни. За чистую монету принимает Пиквик рассказ своего слуги о несчастной "случайности", которая произошла с группой избирателей. Только младенчески наивным Дон-Кихотам вроде Пиквика, хочет сказать писатель, невдомек, какая грязная изнанка у помпезной предвыборной шумихи1.
1 (Сама идея столкновения наивного простака с коррупцией парламентских выборов могла быть подсказана Филдингом и Смоллетом. В комедии Филдинга "Дон-Кихот в Англии" бескорыстный рыцарь, поборник справедливости, сталкивается с грубым и циничным подкупом при выборах. В девятой главе романа Смоллета "Ланселот Гривз" (с характерным заголовком: "которая может служить доказательством того, что истинный патриотизм - вне партий") герой романа - тоже своего рода Дон-Кихот - сталкивается с беспринципной предвыборной сварой "синих" и "оранжевых", к лозунгам которых народные массы, как показывает писатель, относятся весьма скептически. "Дон-Кихотизм" Пиквика, как и его предшественников, особенно выразительно подчеркивает разрыв благородных идеалов и низкой действительности)
Во второй трети романа сатирические мотивы вставной новеллы перейдут в сюжет или, лучше сказать, действительность с ее мрачными сторонами ворвется в идиллический мирок пиквикистов. Сюжетным стержнем станет тема социальной несправедливости.
Мистер Пиквик, которому инкриминируется нарушение обещания жениться, попадает в лапы судейских чиновников - безжалостных вымогателей Додсона и Фогга. Диккенс создает острогротескную картину суда - своего рода зловещего фарса.
Додсон и Фогг не гнушаются ни сентиментальным эффектом (слезы миссис Бардл при виде своего отпрыска), ни демагогическими обращениями к присяжным, ни передергиванием фактов и заведомо тенденциозным толкованием документов. Сбивая и запутывая друзей м-ра Пиквика, вызванных в качестве свидетелей, они добиваются получения тех сведений, которые могут быть истолкованы в пользу истицы. Додсону и Фоггу, в сущности, безразлично, на чьей стороне истина: вслед за ответчиком они упрятывают в тюрьму и недоплатившую им истицу.
Весь судейский мир таков. Все построено на крючкотворстве, плутовстве, продажности.
В трагическом плане эта тема суда поставлена во вставной новелле (гл. XXI), где рассказано о судьбе человека, доведенного до гибели нескончаемым судебным процессом.
Диккенс-сатирик достигает большой силы в изображении долговой тюрьмы, куда попадает Пиквик (во всю силу зрелого сатирика развернет темы суда и долговой тюрьмы Диккенс уже в 50-х годах в романах "Холодный дом" и "Крошка Доррит"), В тюрьме герою приходится столкнуться с нищетой, горем, несправедливостью. Он видит ту часть тюрьмы, где находятся самые жалкие из должников, не имеющие ни малейшей надежды вырваться оттуда. Вот старик, на лице которого застыло выражение глубочайшего отчаянья. Вот маленькая девочка, которая тщетно пытается привлечь внимание своего деда. Своеобразным символом, как замечает Диккенс, оказывается то, что женщина, жена заключенного, сама слабая изможденная, заботливо поливает увядшее растение, которому тоже не суждено воскреснуть к жизни.
Диккенса возмущают порядки, царящие в долговой тюрьме. Он саркастически характеризует тот "справедливый и благородный закон", согласно которому закоренелого преступника кормят и одевают, а неимущему должнику предоставляется умирать от голода и холода".
Однако, когда трагическая мрачность тона вставных новелл распространяется на сюжетные эпизоды, их драматическое напряжение ослабевает, благодаря введению комических образов и деталей. Так намерение Пиквика противопоставить интриге Додсона и Фогга самоотверженную решимость умереть в тюрьме, но не уступить проходимцам, разрешается в романе комически, снимается искусственным введением комедийной ситуации с оплошностью Миссис Бардл, позволяющей автору высвободить своего героя из заточения.
Дело не только в том, что иное - не комическое - решение конфликта вошло бы в противоречие с самим характером комического романа. Дело и в том, что для писателя представление о возможности победы над миром додсонов и фогтов не только мечта, надежда, но и уверенность, причем уверенность прочная: он убежден в сравнительно легкой победе над темным миром.
Наряду с узловой, так сказать, сатирической темой (суд и долговая тюрьма) Диккенс на протяжении романа дает широкое сатирическое обозрение многих сторон жизни современной ему Англии. В частности, тема мелочного чванства, снобизма мелкой буржуазии, ее низкопоклонства перед родовитостью аристократической знати (тема, которой писатель уделил немало места в "Очерках Боза") продолжает занимать его и здесь. Перед читателем предстает салон светской хищницы Лео Хантер (буквально: охотница за львами). Все - и хозяйка, автор "Оды издыхающей лягушке", и посетители салона отличаются манерностью, жеманством. Здесь приняты все знаменитости, в том числе и некий Фиц-Маршалл (чье громкое имя вскружило голову не только великосветской миссис Лео, но и мещанам во дворянстве вроде Напкинсов), который оказывается известным читателю авантюристом Джинглем.
Не менее актуальным для времени Диккенса оказывается и обличение религиозного ханжества. Лицемеры и святоши, вроде красноносого проповедника Стиггинса, обманывают доверчивых прихожан, проповедуя отрешение от земных соблазнов, а на деле весьма рьяно предаваясь чревоугодию и возлияниям. Духовный пастырь, оказывается, уже три квартала не платит за воду (счет оплачивают прихожане), да и не мудрено, как метко заметил Уэллер-старший, ведь вода-то у таких людей не в почете.
Создавая свой первый роман, Диккенс опирался на богатые традиции английской реалистической литературы. Образцом для него, несомненно, послужили прежде всего романы Филдинга и Смоллета; которые, - пользуясь известным определением самого Филдинга, - можно отнести к "комическому эпосу". В свое время В. Дибелиус - автор обстоятельной работы о Диккенсе - высказал мнение, что близость Диккенса к романистам XVIII века, и особенно к Филдингу и Смоллету, проявилась в том, что он, образно говоря, наполняет новым вином старые меха, т. е. изображает современную ему жизнь XIX столетия методами и приемами писателей предшествовавшего века. Эту мысль вслед за известным немецким критиком повторяли многие диккенсоведы.
В ранних романах Диккенса и особенно в его "Посмертных записках Пиквикского клуба" можно найти немало черт, как будто подтверждающих эту мысль. Мы уже ссылались на некоторые мотивы в романах предшественников Диккенса, воспринятые автором "Пиквикского клуба". Можно было бы сослаться и на некоторую рыхлость композиции романа Диккенса, обилие самостоятельных эпизодов и вставных новелл, что также восходит к стилистической манере названных романистов XVIII века (хотя вместе с тем, вероятно, и непосредственно к Сервантесу с его "Дон-Кихотом" - общему учителю и образцу как для Диккенса, так и для Филдинга и Смоллета).
Можно найти наконец несомненные черты сходства в подходе к образу и у Диккенса, и у его предшественников. Легко представить себе мистера Пиквика благодушно беседующим со сквайром Олверти (из "Тома Джонса"), а Додсона и Фогга - возводящими обвинение на Джозефа Эндруса или Родрика Рэндома. Вместе с тем и многие персонажи Филдинга и Смоллета чувствовали бы себя "как дома" на страницах романа Диккенса. Внешняя нередко резко гротескная манера обрисовки образа, несколько статическое представление о человеке как о "добром" или "злом" (злом не от природы, ибо человеческая природа в представлении всех этих романистов "добра"), наконец подчеркивание какого-нибудь "лейтмотива" в характере героя, его "преобладающей странности", несомненно, сближает Диккенса с английскими романистами XVIII века.
Первый роман Диккенса, так же как и прославленные произведения Филдинга и Смоллета, построен по типу своеобразного романа-путешествия, формы, дающей возможность широкого обозрения разных сторон действительности. В многочисленных сатирических эпизодах романа Диккенса и его предшественников встречаются излюбленные писателями типажи корыстных "законников", лицемерных служителей культа или претенциозной знати, которыми так богата была Англия как в XVIII, так и в XIX веках.
И вместе с тем даже в комическом романе о мистере Пиквике и его друзьях, который, быть может, ближе всего по духу и манере к комическим эпопеям Филдинга и Смоллета, Диккенс рисует современность далеко не только методами романистов прошлого.
В "Пиквикском клубе" - в отличие от романов XVIII века - мы видим развернутую гуманистическую программу, имеющую совершенно определенный антибуржуазный смысл. Смоллету, который убеждался, что в мире разумных и трезвых практиков-буржуа господствует откровенный эгоистический расчет, жизнь представлялась полем столкновения злых воль индивидуумов, он приходил к скепсису, к неверию в моральную стойкость человека перед враждебными обстоятельствами. Филдинг верил в победу человеческого доброго сердца над калечащим воздействием среды (правда, эта вера сильно поколеблена в его последнем романе "Амелия"). Сталкивая добросердечие, импульсивность Тома Джонса и холодную расчетливость Блайфила, Филдинг разоблачал в последнем эгоистического буржуа, чья "разумность" многим просветителям еще представлялась воплощением человеческого идеала. Но блестящие догадки Филдинга-художника выльются в развернутую антибуржуазную программу, в апофеоз всего, что не связано с расчетом, практицизмом, только у Диккенса.
Следует заметить, что и в форме этого романа есть некоторые отличия от эпоса Филдинга и Смоллета. Роман XVIII века - как, впрочем, и некоторые романы самого Диккенса - изображает странствования и злоключения героя как нечто вынужденное, как своего рода потерю "естественного состояния" - семейного очага. Лишь к концу романа справедливость одерживает верх, и герой романа "оседает" в идиллическом семейном гнезде.
Иное дело с "Пиквикским клубом". По тонкому замечанию Т. И. Сильмая, странствования Пиквика - это не выброшенность из нормального бытия, а как раз наоборот - обретение подлинно человеческих условий существования, ибо Пиквику с его взглядами на жизнь не "ужиться" среди торгашей и эгоистов.
В "Записках Пиквикского клуба" Диккенс впервые дает развернутое представление о своем идеале. Утопическая мечта о человеческом счастье, о небуржуазных условиях существования людей пройдет через все творчество Диккенса вплоть до его последнего оставшегося незаконченным романа. У зрелого писателя идеал его обогатится новыми чертами, на первый план выдвинется человек труда.
Но тон безудержной веселости будет постепенно ослабевать в романе Диккенса. Оптимистическая вера в лучшее предназначение простого человека, убеждение, что существующий античеловеческий уклад жизни (то есть капитализм) обречен рано или поздно на гибель, были непоколебимыми убеждениями писателя. Безудержная веселость "Пиквикского клуба" связана с наивной уверенностью, что этот светлый день не за горами, что победа над социальным злом сравнительно легка. Постепенная утрата ряда иллюзий, в частности веры в сравнительно легкое переубеждение, "перевоспитание" буржуа, наложит отпечаток на тон его более поздних романов.
Богатство и многообразие замысла романа привело к большому стилистическому многообразию. Начатый как чисто комический, роман скоро приобретает черты утопии, а затем обогащается социальной сатирой. Поэтому в романе, при общем единстве, можно различить и лирико-романтические описания, и мягкий добродушный юмор, и злую издевку, и гневный гротеск, и подлинный трагизм.
В известной мере композиционная и стилистическая разноплановость романа, жанровое разнообразие включенных в роман "кусков" от пародии на "готическую" новеллу до сказки и баллады отражают и то, что в мировоззрении Диккенса не достигнута еще целостность взгляда на действительность, на взаимосвязь и взаимозависимость многих жизненных явлений. К этому более целостному взгляду на буржуазную действительность придет Диккенс в ходе своего творческого развития.