Велико было негодование мистера Уэллера, когда его уносили; многочисленны были намеки на наружность и манеры мистера Граммера и его спутника, и доблестны были выпады против каждого из шести державших его джентльменов, выражавшие его неудовольствие. Мистер Снодграсс и мистер Уинкль прислушивались с мрачным почтением к потоку красноречия, который изливал их учитель из портшеза и быстрое течение коего ни на мгновение не прерывалось, невзирая на самые пылкие мольбы мистера Тапмена опустить верх экипажа.
Но гнев мистера Уэллера быстро уступил место любопытству, когда шествие свернуло к тому самому двору, где он встретился со сбежавшим Джобом Троттером; а любопытство сменилось радостным изумлением, когда напыщенный мистер Граммер, приказав носильщикам остановиться, приблизился степенным и торжественным шагом к зеленой калитке, из которой не так давно выходил Джоб Троттер, и сильно дернул ручку колокольчика, висевшую у калитки. На звонок явилась очень изящная и хорошенькая служанка, которая сначала всплеснула руками, изумленная мятежным видом арестованных и страстной речью мистера Пиквика, затем вызвала мистера Мазля. Мистер Мазль открыл одну половину ворот, чтобы пропустить портшез, пленников и констеблей, и немедленно захлопнул ее перед носом толпы, которая, возмущаясь тем, что ее отстранили, и горя желанием видеть происходящее, дала исход своим чувствам и начала колотить ногами в ворота и дергать ручку колокольчика, каковое занятие продолжалось без перерыва около двух часов. Этой забаве предавались все по очереди, за исключением трех-четырех счастливцев, обнаруживших в воротах щель, через которую ничего не было видно, и смотревших сквозь нее с той неутомимой настойчивостью, с какой люди прижимаются носом к выходящим на улицу окнам аптеки, когда в задней комнате подвергается врачебному осмотру пьяный, которого опрокинула на улице двуколка.
Перед лестницей, ведущей к двери дома, которая с обеих сторон охранялась агавами в зеленых кадках, портшез остановился. Мистера Пиквика и его друзей препроводили в вестибюль, откуда, после предварительного доклада мистера Мазля и распоряжения, отданного мистером Напкинсом, их провели наверх, где они и предстали перед "его честью", посвятившим себя заботе об общественном благоденствии.
Зрелище было величественное, рассчитанное на то, чтобы поразить ужасом сердца преступников и внушить им соответствующее представление о суровом величии закона. Перед огромным книжным шкафом, в огромном кресле, за огромным столом, перед огромным фолиантом восседал мистер Напкинс, казавшийся вдвое больше любого из этих предметов, как ни были они огромны. Стол был завален кипами бумаг; на дальнем его конце виднелись голова и плечи мистера Джинкса, который деловито старался принять деловитый вид. Когда все вошли, мистер Мазль старательно запер дверь и поместился за креслом своего хозяина в ожидании распоряжений. Мистер Напкинс откинулся назад с волнующей торжественностью и изучал лица своих гостей, явившихся сюда не по доброй воле.
- Граммер, кого вы привели? - спросил мистер Напкинс, указывая на мистера Пиквика, который взял на себя роль представителя своих друзей и стоял со шляпой в руке, кланяясь с величайшей учтивостью и почтением.
- Это-вот Пиквик, ваш-шесть,- сказал Граммер.
- Ну-ну, никаких "этих-вот", старый трут! - вметался мистер Уэллер, проталкиваясь в первый ряд.- Прошу прощенья, сэр, но этот ваш чин в непромокаемых сапогах никогда не заработает на приличную жизнь, если сделается где-нибудь церемониймейстером. Это-вот, сэр,- продолжал мистер Уэллер, отстраняя Граммера и с приятной фамильярностью обращаясь к судье,- это-вот мистер Пиквик, эсквайр, рто-вот мистер Тапмен, это-вот мистер Снодграсс, а по другую сторону от него мистер Уинкль - все очень порядочные джентльмены, сэр, с которыми вы рады будете познакомиться; и потому, чем скорее вы отправите месяца на два этих-вот своих чинов на ступальную мельницу*, тем скорее мы придем к приятному соглашению. Сперва дело, потом удовольствие, как говорил король Ричард Третий**, когда заколол другого короля в Тауэре, раньше чем придушить детей.
* (Ступальная мельница - дощатый круг, по которому ходит человек (или лошадь), вращая ось колеса для передачи механической энергии; применялась на каторжных работах, что имеет в виду Сэм Уэллер.)
** (...как говорил король Ричард Третий - одна из присказок Сэма, который имеет в виду героя хроник Шекспира; убитый Ричардом король - Генрих VI, а "дети" - сыновья умершего Эдуарда IV.)
В заключение этой речи мистер Уэллер почистил шляпу правым локтем и благосклонно кивнул головой Джинксу, который слушал все это с невыразимым ужасом.
- Кто этот человек, Граммер? - спросил судья.
- Отчаянный тип, ваш-шесть,- ответил Граммер.- Он пытался освободить арестованных и совершил нападение на констеблей, тогда мы его задержали и привели сюда.
- Вы поступили правильно,- ответствовал судья.- По-видимому, это отчаянный головорез!
- Это мой слуга, сэр,- раздраженно сказал мистер Пиквик.
- А, это ваш слуга, вот как? - переспросил мистер Напкинс.- Заговор с целью противодействия правосудию и убийства его представителей. Слуга Пиквика. Мистер Джинкс, запишите.
Мистер Джинкс записал.
- Как вас зовут, любезный? - прогремел мистер Напкинс.
- Веллер,- ответил Сэм.
- Прекрасное имя для Ньюгетского справочника*,- сказал мистер Напкинс.
* (Ньюгетский справочник - шеститомное издание, включающее биографии важнейших преступников, заключенных в центральной лондонской тюрьме Ньюгет с 1770 года.)
Это была острота; поэтому Джинкс, Граммер, Дабли, все специальные констебли и Мазль разразились смехом, длившимся пять минут.
- Запишите его имя, мистер Джинкс,- сказал судья.
- Два л, приятель,- сказал Сэм.
Тут один злополучный специальный констебль снова засмеялся, за что судья пригрозил отдать его немедленно под стражу. В таких случаях опасно смеяться некстати.
- Где вы живете? - спросил судья.
- Где придется,- ответил Сэм.
- Запишите, мистер Джинкс,- сказал судья, гнев которого быстро нарастал.
- И подчеркните,- сказал Сэм.
- Он бродяга, мистер Джинкс,- сказал судья.- Бродяга, по собственному признанию. Не так ли, мистер Джинкс?
- Разумеется, сэр.
- В таком случае я его как бродягу вверю... вверю надежной охране,- сказал мистер Напкинс.
- Вот страна беспристрастного правосудия! - сказал Сэм.- Судья вдвое больше верит другим, чем себе.
Услышав этот выпад, засмеялся еще один специальный констебль, но тотчас попытался придать себе такой неестественно торжественный вид, что судья немедленно и безошибочно открыл виновника.
- Граммер! - сказал мистер Напкинс, краснея от гнева,- Как вы посмели назначить специальным констеблем такого негодного и бесстыдного субъекта? Как вы посмели, сэр?
- Простите, ваш-шесть,- пробормотал Граммер.
- Простите! - воскликнул взбешенный судья.- Вы раскаетесь в таком небрежном отношении к своему долгу, мистер Граммер! Вы будете примерно наказаны! Отнимите жезл у этого молодца, он пьян. Вы пьяны, любезный!
- Я не пьян, ваша честь,- сказал тот.
- Вы пьяны,- возразил судья.- Как вы смеете говорить, что не пьяны, сэр, когда я говорю, что вы пьяны? От него пахнет спиртом, Граммер?
- Ужасно, ваш-шесть,- ответил Граммер, у которого было смутное впечатление, будто около него пахнет ромом.
- Я наперед знал, что он пьян,- сказал мистер Напкинс.- Как только он вошел, я по его возбужденному взгляду сразу увидел, что он пьян. Вы заметили его возбужденный взгляд, мистер Джинкс?
- Разумеется, сэр.
- Сегодня у меня во рту не было ни капли спиртного,- сказал человек, который всегда был трезвенником.
- Как вы смеете мне лгать! - воскликнул мистер Напкинс.- Он пьян, мистер Джинкс?
- Разумеется, сэр,- ответил Джинкс.
- Мистер Джинкс,- сказал судья,- я арестую этого человека за неуважение к суду. Составьте акт о взятии его под стражу, мистер Джинкс.
И специального констебля взяли бы под стражу, если бы Джинкс, который был советчиком судьи (ибо получил юридическое образование, проведя три года в конторе провинциального адвоката), не шепнул судье, что, по его мнению, этого не следует делать; посему судья произнес речь и сказал, что, снисходя к семье констебля, он ограничится выговором и освобождением его от обязанностей. В соответствии с этим он в течение четверти часа горячо отчитывал специального констебля, а затем отправил его восвояси. Граммер, Дабли, Мазль и другие специальные констебли что-то бормотали, восхищаясь великодушием мистера Напкинса.
- А теперь, мистер Джинкс,- сказал судья,- снимите показания с Граммера.
Граммер тотчас же приступил к даче показаний под присягою; но так как Граммер сбивался в своих показаниях, а час обеда мистера Напкинса приближался, мистер Напкинс сократил процедуру, задавая Граммеру наводящие вопросы, на которые Граммер отвечал по мере сил удовлетворительно. Таким образом, допрос прошел очень гладко и плавно: мистеру Уэллеру было предъявлено обвинение в двух случаях применения физического насилия, мистеру Уинклю - в угрозах, а мистеру Снодграссу - в подстрекательстве. Когда все это к удовольствию судьи закончилось, судья и мистер Джинкс приступили к совещанию, которое вели шепотом.
После совещания, длившегося минут десять, мистер Джинкс удалился к своему концу стола, а судья, предварительно откашлявшись, выпрямился в кресле и приготовился произнести речь, как вдруг вмешался мистер Пиквик.
- Простите, сэр, если я перебиваю вас,- сказал мистер Пиквик,- но, раньше чем вы начнете говорить и действовать согласно тому мнению, какое могли себе составить на основании данных здесь показаний, я должен заявить о своем праве быть выслушанным, поскольку я лично в этом заинтересован.
- Попридержите язык, сэр! - повелительно сказал судья.
- Я должен подчиниться, сэр,- сказал мистер Пиквик.
- Попридержите язык, сэр,- перебил судья,- или я прикажу вас вывести.
- Вы можете приказать своим подчиненным все, что вам угодно, сэр,- сказал мистер Пиквик.- Узнав на собственном опыте субординацию, какая ими соблюдается, я нимало не сомневаюсь, что любое ваше приказание будет исполнено, сэр, но беру на себя смелость, сэр, заявить, что я настаиваю на своем праве быть выслушанным, пока меня не вывели насильно!
- Пиквик и принцип! - воскликнул мистер Уэллер звучным голосом.
- Сэм, молчите,- сказал мистер Пиквик.
- Нем, как прорванный барабан, сэр,- ответил Сэм.
Мистер Напкинс устремил крайне изумленный взгляд на мистера Пиквика, проявившего столь необычайную смелость, и, казалось, собирался дать весьма гневную отповедь, но в это время мистер Джинкс дернул его за рукав и шепнул ему что-то на ухо. На это судья ответил вполголоса, и шепот возобновился. Джинкс, по-видимому, в чем-то его убеждал.
Наконец, судья, проглотив с кислой миной свое не желание слушать, повернулся к мистеру Пиквику и резко спросил:
- Что вам угодно сказать?
- Во-первых,- начал мистер Пиквик, бросая сквозь очки взгляд, от которого даже Напкинс дрогнул,- во-первых, я желаю знать, на каком основании привели сюда меня и моего друга?
- Обязан я отвечать ему? - шепнул судья Джинксу.
- Я думаю, что вы лучше сделаете, если ответите, сэр,- шепнул Джинкс судье.
- Мне дана была под присягою информация,- сказал судья,- что есть основания опасаться дуэли, которую вы затеваете, а этот другой обвиняемый, Тапмен, ваш сообщник и подстрекатель. Посему... ну как, мистер Джинкс?
- Разумеется, сэр.
- Посему я постановляю вас обоих... мне кажется, я не ошибаюсь, мистер Джинкс?
- Разумеется, сэр.
- Э... э... - что, мистер Джинкс? - раздражительно спросил судья.
- Найти поручителей, сэр.
- Именно. Посему я постановляю, как я уже начал говорить, когда меня перебил мой клерк... постановляю найти поручителей.
- Надежных поручителей,- прошептал Джинкс.
- Я потребую надежных поручителей,- сказал судья.
- Из жителей этого города,- прошептал Джинкс.
- Которые должны быть жителями этого города,- сказал судья.
- Пятьдесят фунтов каждый,- прошептал Джинкс,- и, конечно, домохозяева.
- Я потребую два залога по пятьдесят фунтов каждый,- сказал судья громко и с большим достоинством,- и поручители, конечно, должны быть домохозяева.
- Помилуй бог, сэр! - воскликнул мистер Пиквик, который, как и мистер Тапмен, был вне себя от изумления и негодования.- Мы совершенно чужие люди в этом городе. У меня нет ни одного знакомого среди здешних домохозяев, точно так же как нет ни малейшего намерения драться с кем бы то ни было на дуэли.
- Возможно... возможно...- промолвил судья,- не так ли, мистер Джинкс?
- Разумеется, сэр.
- Что вы имеете еще сказать? - осведомился судья.
Мистер Пиквик имел сказать многое и несомненно сказал бы, далеко не к своей выгоде и не к удовольствию судьи, если бы его в тот самый момент, когда он сделал свое заявление, не дернул за рукав мистер Уэллер, с которым он немедленно завязал столь оживленный разговор, что вовсе не слышал вопроса судьи. Мистер Напкинс не принадлежал к числу людей, способных повторять подобного рода вопросы, и посему, предварительно откашлявшись, он приступил к вынесению приговора, сопровождавшемуся почтительным и восхищенным молчанием констеблей.
Он приговаривал Уэллера уплатить штраф в два фунта за первое применение физического насилия и в три фунта за второе. Он приговаривал Уинкля к уплате штрафа в два фунта, а Снодграсса в один фунт и сверх того потребовал от них подписки в том, что они будут пребывать в мире с подданными его величества и, в частности, с его верноподданным слугой Дэниелем Граммером. Пиквика и Тапмена он уже обязал представить поручителей.
Как только судья умолк, мистер Пиквик с улыбкой, вновь засиявшей на его благодушной физиономии, шагнул вперед и сказал:
- Прошу прощенья у судьи, но не предоставит ли он мне несколько минут для конфиденциального разговора с ним по вопросу, чрезвычайно важному для него самого?
- Что? - сказал судья.
Мистер Пиквик повторил свою просьбу.
- Это в высшей степени необыкновенная просьба,- сказал судья.- Конфиденциальная беседа?
- Конфиденциальная беседа,- подтвердил мистер Пиквик,- но так как часть тех сведений, которые я желаю сообщить, получены от моего слуги, то я хотел бы, чтобы он при этом присутствовал.
Судья посмотрел на мистера Джинкса; мистер Джинкс посмотрел на судью; полицейские с изумлением посмотрели друг на друга. Мистер Напкинс вдруг побледнел. Может быть, этот Уэллер, в минуту раскаяния, желает раскрыть какой-нибудь тайный заговор, составленный против его жизни? Об этом страшно было подумать. Ведь он общественный деятель, и он побледнел еще больше, вспомнив Юлия Цезаря и мистера Персевела*.
* (Мистер Персевел - английский премьер-министр, убитый в 1812 году в кулуарах парламента психически больным.)
Судья снова посмотрел на мистера Пиквика и сделал знак мистеру Джинксу.
- Что вы думаете об этой просьбе, мистер Джинкс? - прошептал мистер Напкинс.
Мистер Джинкс, который хорошенько не знал, что о ней думать, и боялся промахнуться, нерешительно улыбнулся и, скривив губы, медленно покачал головой!
- Мистер Джинкс, вы осел! - торжественно сказал судья.
Услышав такое заключение, мистер Джинкс снова улыбнулся - улыбка вышла более бледной, чем в первый раз,- и шаг за шагом отступил в свой угол.
Мистер Напкинс в течение нескольких секунд обдумывал вопрос самостоятельно, а затем, встав с кресла и предложив мистеру Пиквику и Сэму следовать за ним, направился в маленькую комнату, которая сообщалась с камерой судьи. Предложив мистеру Пиквику удалиться в другой конец маленькой комнаты и придерживая рукой приоткрытую дверь, дабы иметь возможность отступить немедленно при малейшем намеке на враждебные действия, он выразил готовность выслушать сообщение.
- Приступаю прямо к делу, сэр,- сказал мистер Пиквик,- оно существенно затрагивает вас и ваше доброе имя. У меня есть все основания предполагать, сэр, что вы укрываете в своем доме грубого самозванца!
- Двух! - перебил Сэм.- Шелковичная пара оскорбляет всю вселенную слезами и подлостью!
- Сэм! - оказал мистер Пиквик.- Дабы этот джентльмен меня понял, я должен просить вас сдерживать свои чувства.
- Простите, сэр,- отозвался мистер Уэллер,- но стоит мне подумать об этом-вот Джобе, и я должен приоткрыть клапан дюйма на два.
- Словом, сэр,- продолжал мистер Пиквик,- прав ли мой слуга, когда подозревает, что некий капитан Фиц-Маршалл часто бывает у вас в доме? Потому что,- добавил мистер Пиквик, заметив, что мистер Напкинс готов его прервать с величайшим негодованием,- если это так, я знаю, что этот человек...
- Тише, тише,- сказал мистер Напкинс, закрывая дверь.- Вы знаете, сэр, что этот человек...
- Беспринципный авантюрист, бесчестный человек, который живет на чужой счет и делает легковерных людей своими жертвами, сэр,- нелепыми, одураченными, несчастными жертвами, сэр! - ответил взволнованный мистер Пиквик.
- Боже мой! - воскликнул мистер Напкинс, густо краснея и мгновенно меняя тон.- Боже мой, мистер...
- Пиквик,- подсказал Сэм.
- Пиквик,- повторил судья,- боже мой, мистер Пиквик... пожалуйста, присядьте... что вы говорите? Капитан Фиц-Маршалл?
- Не называйте его ни капитаном, ни Фиц-Маршаллом,- сказал Сэм,- он ни то, ни другое. Бродячий актер, вот кто он такой, а зовут его Джингль! А если есть на свете волк в шелковичной паре, так это Джоб Троттер!
- Это истинная правда, сэр,- сказал мистер Пиквик, отвечая на изумленный взгляд судьи.- В этом городе у меня есть одно только дело: разоблачить человека, о котором мы сейчас говорим.
Мистер Пиквик начал передавать в пораженное ужасом ухо мистера Напкинса краткий перечень преступлений мистера Джингля. Он рассказал, как встретился с ним впервые, как Джингль удрал с мисс Уордль, как он за денежное вознаграждение беззаботно отказался от этой леди, как он его самого заманил в женский пансион в полночь и как он (мистер Пиквик) считает теперь своим долгом уличить его в присвоении носимого им в настоящее время имени и звания.
По мере того как развертывался рассказ, вся горячая кровь в теле мистера Напкинса поднялась до самых кончиков его ушей. Он подцепил капитана на соседнем ипподроме. Очарованные длинным списком его аристократических знакомств, его путешествиями в дальние страны и изысканными манерами, миссис Напкинс и мисс Напкинс демонстрировали капитана Фиц-Маршалла, цитировали капитана Фиц-Маршалла, носились с капитаном Фиц-Маршаллом в избранном кружке своих знакомых так, что их закадычные друзья, миссис Поркенхем, и все мисс Поркенхем, и мистер Сидни Поркенхем готовы были умереть от зависти и отчаяния. А теперь узнать вдруг, что он нищий, авантюрист, бродячий комедиант, и если не мошенник, то так похож на мошенника, что разницу установить трудно! О небо! Что скажут Поркенхемы! Каково будет торжество мистера Сидни Поркенхема, когда он узнает, что его ухаживанием пренебрегли ради такого соперника! Как встретит он, Напкинс, взгляд старого Поркенхема на ближайшей квартальной сессии судей! А какой это будет козырь для оппозиционной партии, когда эта история разгласится!
- Но в конце концов,- сказал после долгого молчания, на секунду повеселев, мистер Напкинс,- в конце концов это голословное заявление. Капитан Фиц-Маршалл - человек с обворожительными манерами, и, я думаю, у него немало врагов. Какими, скажите, пожалуйста, доказательствами вы можете подкрепить это сообщение?
- Сведите меня с ним,- сказал мистер Пиквик,- вот все, о чем я прошу и на чем настаиваю. Сведите с ним меня и моих друзей, больше никаких доказательств не понадобится.
- Ну, что ж,- сказал мистер Напкинс,- это очень не трудно сделать, так как он будет у меня сегодня вечером, а затем нет необходимости предавать это дело огласке, ради... ради, знаете ли, самого молодого человека. Но прежде всего я бы хотел обсудить с миссис Напкинс уместность такого шага. Во всяком случае, мистер Пиквик, мы должны покончить с этим судебным делом раньше, чем предпринять что-либо другое. Не угодно ли вам вернуться в соседнюю комнату?
И они вернулись в соседнюю комнату.
- Граммер! - произнес грозным голосом судья.
- Ваш-шесть? - отозвался Граммер, улыбаясь, как улыбаются фавориты.
- Пожалуйста, сэр,- сурово сказал судья,- избавьте меня от такого легкомыслия. Оно весьма неуместно, и, смею уверить, у вас мало оснований улыбаться. Показания, которые вы мне только что дали, в точности соответствуют положению вещей? Только будьте осторожны, сэр.
- Ваш-шесть,- заикаясь, начал Граммер,- я...
- Ага, вы смущены! - сказал судья.- Мистер Джинкс, вы замечаете это смущение?
- Разумеется, сэр,- ответил Джинкс.
- Повторите ваше показание, Граммер,- сказал судья,- и я еще раз предупреждаю вас: будьте осторожны. Мистер Джинкс, записывайте его слова.
Злополучный Граммер начал снова излагать свою жалобу, но, в силу того что мистер Джинкс запечатлевал его слова, а судья припечатывал их, а также из-за своей природной склонности говорить бессвязно и крайнего смущения, он меньше чем в три минуты запутался в такой паутине противоречий, что мистер Напкинс тут же заявил о том, что не верит ему. Поэтому штрафы были отменены, а мистер Джинкс мгновенно нашел двух поручителей.
Когда вся эта торжественная процедура была закончена удовлетворительным образом, мистер Граммер был позорно изгнан - устрашающий пример того, сколь неустойчиво человеческое величие и сколь ненадежно благоволение великих людей.
Миссис Напкинс была величественная дама в яркорозовом газовом тюрбане и светло-каштановом парике. Мисс Напкинс обладала всем высокомерием мамаши, но без тюрбана, и ее злобным нравом, но без парика, и всякий раз, когда проявление этих двух милых качеств сталкивало мать и дочь с какой-нибудь неприятной проблемой, что случалось нередко, они действовали сообща, слагая вину на плечи мистера Напкинса. Поэтому, когда мистер Напкинс отыскал миссис Напкинс и передал сообщение, сделанное мистером Пиквиком, миссис Напкинс вдруг припомнила, что она всегда подозревала нечто в этом роде, она всегда говорила, что это случится, ее советам никогда не следовали, она поистине не знает, за кого ее принимает мистер Напкинс, и так далее и так далее.
- Подумать только! - воскликнула мисс Напкинс. выжимая из уголков глаз по слезинке весьма миниатюрных размеров.- Подумать только, что меня так одурачили!
- О! Ты можешь поблагодарить своего папашу, дорогая моя,- сказала миссис Напкинс.- Как я молила и просила этого человека разузнать о семье капитана, как я настаивала и убеждала его сделать какой-нибудь решительный шаг! Я совершенно уверена, что никто этому не поверит... никто.
- Но, дорогая моя...- начал мистер Напкинс.
- Молчи, несносный! Молчи! - сказала миссис Напкинс.
- Милая моя,- сказал мистер Напкинс,- ты не скрывала своей глубокой симпатии к капитану Фиц- Маршаллу. Ты постоянно приглашала его к нам, моя дорогая, и не упускала случая ввести его в другие дома.
- А что я тебе говорила, Генриетта? - тоном глубоко оскорбленной женщины воскликнула миссис Напкинс, взывая к дочери.- Не говорила ли я, что твой папа вывернется и во всем будет обвинять меня? Не говорила я?
При этом миссис Напкинс расплакалась.
- О папа! - с упреком воскликнула мисс Напкинс. И тоже расплакалась.
- Это уж слишком - укорять меня, будто я виновата во всем, когда он сам поставил нас в такое позорное и смешное положение! - возопила миссис Напкинс.
- Как мы теперь покажемся в обществе! - сказала мисс Напкинс.
- Как мы встретимся с Поркенхемами! - воскликнула миссис Напкинс.
- Или с Григгами! - воскликнула мисс Напкинс.
- Или со Сламминтаукенами! - воскликнула миссис Напкинс.- Но какое до этого дело твоему папе! Ему что!
При этой ужасной мысли миссис Напкинс в отчаянии зарыдала, и мисс Напкинс последовала ее примеру.
Слезы миссис Напкинс продолжали струиться с большой стремительностью, пока она выгадывала время, чтобы обдумать создавшееся положение, и пока не решила мысленно, что наилучшим выходом будет предложить мистеру Пиквику и его друзьям остаться у них до прибытия капитана и таким образом предоставить мистеру Пиквику случай, которого он искал. Если выяснится, что он сказал правду, капитану можно будет отказать от дома, не разглашая этой истории, а Поркенхемам объяснить его исчезновение, сказав, что благодаря влиянию его семьи при дворе он назначен на пост генерал-губернатора в Сьерра-Леоне, или Соугер Пойнт, или еще в какое-нибудь из тех мест с целебным климатом, которые так очаровывают европейцев, что им редко удается, раз попав туда, вернуться на родину.
Когда миссис Напкинс осушила свои слезы, то и мисс Напкинс осушила свои, и мистер Напкинс был очень рад уладить дело так, как предлагала миссис Напкинс. Таким образом, мистер Пиквик и его друзья, смывшие все следы недавнего столкновения, были приглашены к обеим леди и вскоре после этого - к обеду; а мистер Уэллер, которого судья со свойственной ему проницательностью признал по истечении получаса одним из чудеснейших малых, был препоручен заботам и попечению мистера Мазля, который уделил ему особое внимание и с превеликим удовольствием повел его вниз.
- Как вы себя чувствуете, сэр? - осведомился мистер Мазль, провожая мистера Уэллера в кухню.
- Никакой особой перемены не произошло в моем организме с тех пор, как вы торчали за креслом вашего командира в кабинете,- ответил Сэм.
- Вы простите, что я в то время не обратил на вас должного внимания,- сказал мистер Мазль.- Нас хозяин тогда еще не познакомил. Ах, как вы ему понравились, мистер Уэллер, уверяю вас!
- Да что вы! - отозвался Сэм.- Это в высшей степени любезно с его стороны.
- Не правда ли? - подхватил мистер Мазль.
- Такой шутник...- продолжал Сэм.
- И такой мастер говорить,- сказал мистер Мазль.- Как мысли-то у него текут!
- Удивительно! - ответил Сэм.- Они так и брызжут и стукаются головами так, что как будто оглушают друг друга. Трудно даже догадаться, куда он клонит!
- Да, это великое достоинство его слога,- заметил мистер Мазль.- Осторожно на этой последней ступеньке, мистер Уэллер! Не хотите ли вымыть руки, сэр, прежде чем мы явимся к леди? Вот, сэр, ушат с водой, а за дверью полотенце для общего употребления.
- Пожалуй, пополоскаться следует,- ответил мистер Уэллер, намыливая полотенце желтым мылом и растирая лицо, пока оно не заблестело.- Сколько у вас леди?
- У нас на кухне только две,- сообщил мистер Мазль,- кухарка и горничная. Для черной работы мы держим мальчишку и, кроме того, одну девицу, но они обедают в прачечной.
- О, они обедают в прачечной? - переспросил мистер Уэллер.
- Да,- ответил мистер Мазль.- Когда они поступили, мы пустили их за свой стол, но не могли выдержать. У судомойки ужасно грубые манеры, а мальчишка так сопит, когда ест, что невозможно сидеть с ним за одним столом.
- Молодой бегемот!- заметил мистер Уэллер.
- Ох, какой ужас! - подхватил мистер Мазль.- Это самая плохая сторона службы в провинции, мистер Уэллер, молодые люди - такие дикари. Сюда пожалуйте, сэр, сюда!
Опередив с величайшей вежливостью мистера Уэллера, Мазль ввел его в кухню.
- Мэри,- сказал мистер Мазль хорошенькой служанке,- это мистер Уэллер, джентльмен, которого прислал сюда хозяин и велел принять его получше.
- А ваш хозяин понимает дело и послал меня как раз в надлежащее место,- заметил мистер Уэллер, взглянув с восхищением на Мэри.- Будь я хозяином этого дома, я тоже считал бы, что получше - значит поближе к Мэри.
- Ах, мистер Уэллер!- зардевшись, сказала Мэри.
- Вот как! - воскликнула кухарка.
- Ах, боже мой, кухарка, я и забыл! - сказал мистер Мазль.- Мистер Уэллер, разрешите вас представить.
- Как поживаете, сударыня? - произнес мистер Уэллер.- Очень рад познакомиться с вами и надеюсь, что наше знакомство будет длительным, как говорил джентльмен, обращаясь к пятифунтовому билету.
Когда церемония представления была закончена, кухарка и Мэри удалились в людскую, чтобы там минут десять похихикать; потом вернулись, смеясь и краснея, и сели обедать.
Непринужденность мистера Уэллера и его красноречие возымели столь непреодолимое действие на его новых друзей, что задолго до конца обеда они уже сошлись на короткую ногу и узнали со всеми подробностями о вероломстве Джоба Троттера.
- Я всегда не выносила этого Джоба,- сказала Мэри.
- Иначе и быть не могло, моя милая,- отозвался Сэм.
- Почему? - осведомилась Мэри.
- Потому что уродство и надувательство никогда не могут подружиться с красотой и добродетелью,- ответил мистер Уэллер.- Не правда ли, мистер Мазль?
- Никоим образом,- отозвался этот джентльмен.
По этому случаю Мэри рассмеялась и сказала, что ее рассмешила кухарка, а кухарка рассмеялась и сказала, что она не смешила.
- У меня нет стакана,- сказала Мэри.
- Пейте из моего, моя прелесть,- предложил мистер Уэллер.- Приложите губки к этому-вот стакану, и тогда я могу вас поцеловать через посредника.
- Как вам не стыдно, мистер Уэллер! - сказала Мэри.
- Почему мне должно быть стыдно, моя драгоценная?
- Стыдно так говорить.
- Вздор! Никакой беды тут нет. Это натурально. Не правда ли? - обратился мистер Уэллер к кухарке.
- Не спрашивайте меня, бесстыдник,- ответила кухарка в превеликом восхищении.
По этому случаю кухарка и Мэри снова стали хохотать, пока вследствие совместного действия пива, холодного мяса и смеха последняя едва не задохнулась; это был устрашающий припадок, от коего она оправилась только благодаря похлопыванию по спине и другим необходимым услугам, которые с величайшей деликатностью оказывал мистер Сэмюел Уэллер. В самый разгар веселья и смеха раздался громкий звонок у садовой калитки; юный джентльмен, который обедал в прачечной, немедленно побежал отворять. Внимание мистера Уэллера было всецело поглощено хорошенькой горничной; мистер Мазль был занят угощением гостя, а кухарка только что перестала хохотать и подносила ко рту огромный кусок, как вдруг дверь в кухне открылась и вошел мистер Джоб Троттер.
Мы сказали - вошел мистер Джоб Троттер, но это выражение не отвечает нашему правилу строго придерживаться фактов. Дверь открылась, и появился мистер Троттер. Он хотел войти и даже собирался это сделать, как вдруг заметил мистера Уэллера, невольно отступил шага на два и остановился, взирая на неожиданно открывшуюся перед ним картину и совершенно оцепенев от изумления и ужаса.
- Вот он! - воскликнул Сэм, весело вскакивая с места.- Да ведь мы только что о вас говорили! Как поживаете? Где вы были? Входите!
Возложив руку на шелковичный воротник несопротивлявшегося Джоба, мистер Уэллер втащил его в кухню, запер дверь на ключ и передал ключ мистеру Мазлю, а тот хладнокровно опустил его в боковой карман и застегнул пуговицу.
- Вот потеха! - вскричал Сэм.- Подумать только, что мой хозяин имел удовольствие встретиться с вашим там наверху, а я радуюсь встрече с вами здесь внизу! Ну, как же вы поживаете и как подвигается дело с колониальной торговлей? Как я рад вас видеть! Какой у вас довольный вид! Истинное наслаждение повидаться с вами, не правда ли, мистер Мазль?
- Совершенно верно,- подтвердил мистер Мазль.
- Какой он веселый! - сказал Сэм.
- В каком прекрасном расположении духа! - сказал Мазль.
- И как он рад видеть нас - от этого встреча еще приятнее,- сказал Сэм.- Присаживайтесь, присаживайтесь!
Мистер Троттер не сопротивлялся и был усажен на стул возле очага. Он поднял свои маленькие глазки сперва на мистера Уэллера, потом на мистера Мазля, но ничего не сказал.
- Ну-с, а теперь,- продолжал Сэм,- в присутствии этих леди я бы хотел спросить просто так, из любопытства, считаете ли вы себя самым милым и воспитанным молодым джентльменом, который прибегает к помощи розового клетчатого платочка и сборника гимнов номер четвертый?
- И который собирается жениться на кухарке? - с возмущением объявила сия леди.- Негодяй!
- И отказаться от дурных навыков и заняться колониальной торговлей? - вставила горничная.
- А теперь я вам объясню, в чем тут дело, молодой человек,- торжественно начал мистер Мазль, распаляясь при двух последних намеках.- Вот эта леди (указывая на кухарку) водит компанию со мной, и когда вы осмеливаетесь, сэр, говорить о том, что откроете с ней колониальную лавку, вы меня раните в самое чувствительное место, в какое только может один мужчина ранить другого. Вы меня понимаете, сэр?
Тут мистер Мазль, который, в подражание своему хозяину, был высокого мнения о своем красноречии, умолк в ожидании ответа.
Но мистер Троттер не дал никакого ответа. И мистер Мазль продолжал торжественным тоном:
- Очень возможно, сэр, что наверху вы не понадобитесь в течение нескольких минут, сэр, потому что мой хозяин в настоящее время чрезвычайно занят - сводит счеты с вашим хозяином, сэр, и, стало быть, у вас найдется свободное время, сэр, для маленького секретного разговора со мной, сэр. Вы меня понимаете, сэр?
Мистер Мазль снова умолк в ожидании ответа, и снова мистер Троттер его разочаровал.
- Ну, в таком случае,- продолжал мистер Мазль,- мне очень жаль, что приходится объясняться в присутствии леди, но дело важное, и они мне простят. В людской никого нет, сэр. Если вы пройдете туда, сэр, мистер Уэллер позаботится, чтобы все было по правилам, и мы можем получить взаимное удовлетворение, пока не зазвонит колокольчик. Следуйте за мной, сэр!
Произнеся эти слова, мистер Мазль шагнул к двери и, дабы выиграть время, начал на ходу снимать куртку.
Но как только кухарка услышала заключительные слова этого смелого вызова и увидела, что мистер Мазль собирается приступить к делу, она испустила громкий и пронзительный вопль и, бросившись на мистера Джоба Троттера, который тотчас же встал со стула, начала царапать и бить его по широкой плоской физиономии с энергией, свойственной возбужденным особам женского пола, и, запустив руки в его длинные черные волосы, выдрала примерно столько, что хватило бы на пять-шесть дюжин траурных колец самого большого размера. Совершив этот подвиг со всем пылом, какой внушила ей преданная любовь к мистеру Мазлю, она, шатаясь, отступила и, будучи леди тонко и деликатно чувствующей, немедленно свалилась под кухонный стол и лишилась чувств.
В эту минуту раздался звонок.
- Это за вами, Джоб Троттер! - сказал Сэм.
И, раньше чем мистер Троттер мог возразить или ответить, раньше даже, чем он успел остановить кровь из царапин, нанесенных лишившейся чувств леди, Сэм схватил его за одну руку, а мистер Мазль за другую; один тащил вперед, другой подталкивал сзади: так они его и препроводили по лестнице прямо в гостиную.
Их взорам открылась поразительная картина. Альфред Джингль, эсквайр, он же капитан Фиц-Маршалл, стоял у двери со шляпой в руке и улыбкой на лице, нимало не смущенный своим крайне неприятным положением. Против него стоял мистер Пиквик, который, по-видимому, внедрял в него какое-то высоконравственное поучение, ибо левая его рука покоилась под фалдами фрака, а правая была простерта в воздухе, по привычке, свойственной ему, когда он произносил торжественные речи. Неподалеку стоял с негодующей физиономией мистер Тапмен, которого заботливо удерживали двое его младших друзей; в дальнем конце комнаты находились мистер Нанкине, миссис Напкинс и мисс Напкинс, мрачно величественные и вне себя от возмущения.
- Что мешает мне,- со свойственным судье достоинством произнес мистер Напкинс, когда ввели Джоба,- что мешает мне задержать этих людей как мошенников и самозванцев? Нелепое сострадание. Что мешает мне?
- Чванство, старый приятель, чванство,- отозвался Джингль, сохраняя спокойствие.- Не задержите - - не пройдет - - заполучили капитана, э? Ха-ха! Очень хорошо - - партия для дочери - - попали впросак - - предать огласке - - ни за что на свете - - дурацкое положение - - весьма!
- Жалкий человек! - воскликнула миссис Напкинс.- Мы презираем ваши гнусные намеки!
- Я всегда его терпеть не могла,- добавила Генриетта.
- О, конечно! - продолжал Джингль.- Рослый молодой человек - - старый поклонник - - Сидни Поркенхем - - богат - - красивый малый - - однако не так богат, как капитан,- - выставить его - - покончить с нимвсе на свете ради капитана - - нет - - равных капитану - - все девицы - - без ума от него - - не так ли, Джоб?
Тут мистер Джингль расхохотался от всей души, а Джоб, радостно потирая руки, издал первый звук с тех пор, как вошел в дом,- тихое, чуть слышное хихиканье, которое как будто имело целью выразить, что он слишком дорожит своим смехом, чтобы позволить ему улетучиться в звуке.
- Мистер Напкинс,- сказала миссис Напкинс,- этот разговор неуместен в присутствии слуг. Прогоните этих негодяев!
- Правильно, моя дорогая,- отозвался мистер Напкинс.- Мазль!
- Ваша честь?
- Откройте парадную дверь.
- Слушаю, ваша честь.
- Оставьте этот дом! - сказал мистер Напкинс, выразительно размахивая рукой.
Джингль улыбнулся и шагнул к двери.
- Стойте! - сказал мистер Пиквик.
Джингль остановился.
- Я бы мог,- сказал мистер Пиквик,- отомстить сильнее за все, что перенес от вас и от этого вашего лицемерного друга.
Джоб Троттер поклонился с большой учтивостью и приложил руку к сердцу.
- Я говорю,- продолжал мистер Пиквик, постепенно начиная раздражаться,- что мог бы отомстить сильнее, но я довольствуюсь тем, что разоблачил вас, и это разоблачение считаю своим долгом по отношению к обществу. Это снисходительность, сэр, о которой, надеюсь, вы будете помнить.
Когда мистер Пиквик дошел до этого пункта, Джоб Троттер с шутливой важностью приставил руку к уху, словно боялся упустить хотя бы один слог.
- И я могу только добавить, сэр,- сказал мистер Пиквик, окончательно рассердившись,- что я считаю вас мошенником и... и негодяем... и... и хуже которого не видал... и не слыхал... за исключением этого святоши и бродяги в шелковичной ливрее.
- Ха-ха! - отозвался Джингль.- Славный малый Пиквик- -доброе сердце - - крепкий старикашка - - но горячиться не следует - - вредно, весьма - - до свиданья - - еще увидимся - - не падайте духом - - ну, Джоб, - - трогай!
С этими словами мистер Джингль нахлобучил шляпу на свой особый лад и вышел из комнаты. Джоб Троттер помешкал, огляделся по сторонам, улыбнулся, а затем отвесив мистеру Пиквику насмешливо торжественный поклон и подмигнув мистеру Уэллеру с дерзким лукавством, которое превосходило всякое описание, последовал за своим неунывающим хозяином.
- Сэм! - сказал мистер Пиквик, когда мистер Уэллер двинулся было вслед за ними.
- Сэр?
- Останьтесь здесь.
Мистер Уэллер, казалось, колебался.
- Останьтесь здесь,- повторил мистер Пиквик.
- Нельзя ли мне отполировать Джоба в палисаднике? - спросил мистер Уэллер.
- Конечно, нет,- ответил мистер Пиквик.
- Нельзя ли мне вышвырнуть его за ворота, сэр? - спросил мистер Уэллер.
- Ни под каким видом,- ответил хозяин.
Мистер Уэллер впервые с тех пор, как поступил на службу, состроил на момент недовольную и разочарованную мину. Но его лицо мгновенно прояснилось, ибо коварный мистер Мазль, спрятавшись за парадной дверью и стремительно выскочив в надлежащий момент, с большой ловкостью спустил как мистера Джингля, так и его верного слугу с лестницы прямо в стоявшие внизу кадки с агавами.
- Исполнив свой долг, сэр,- обратился мистер Пиквик к мистеру Напкинсу,- я вместе с моими друзьями распрощаюсь с вами. Я приношу вам благодарность за то гостеприимство, с каким мы были встречены, и прошу разрешения заявить от имени всех нас, что мы бы его не приняли и не согласились на подобный выход из создавшегося положения, если бы нас не побуждало живейшее чувство долга. Завтра мы возвращаемся в Лондон. Вашу тайну мы будем хранить.
Выразив таким образом свой протест против утреннего инцидента, мистер Пиквик низко поклонился и, несмотря на уговоры всей семьи, вышел из комнаты вместе со своими друзьями.
- Наденьте шляпу, Сэм,- сказал мистер Пиквик.
- Она внизу, сэр,- ответил Сэм и побежал за нею.
В кухне не было никого, кроме хорошенькой горничной; и так как шляпы Сэма не оказалось на месте, он должен был ее искать, а хорошенькая горничная светила ему. Им пришлось осмотреть всю комнату в поисках шляпы. Хорошенькая горничная, горя желанием найти ее, опустилась на колени и перерыла все вещи, сваленные в углу за дверью. Это был неудобный угол: до него нельзя было добраться, не закрыв предварительно двери.
- Вот она! - сказала хорошенькая горничная.- Это она?
- Дайте-ка, я посмотрю,- сказал Сэм.
Хорошенькая горничная поставила свечу на пол. Свет она давала очень тусклый. Сэму тоже пришлось опуститься на колени, чтобы разглядеть, действительно ли это его шляпа. Это был удивительно тесный угол, и,- в этом не виноват никто, кроме человека, который строил дом,- Сэм и хорошенькая горничная поневоле очутились очень близко друг от друга.
- Да, это она,- сказал Сэм.- Прощайте.
- Прощайте,- сказала хорошенькая горничная.
- Прощайте,- сказал Сэм и с этими словами уронил шляпу, которую стоило такого труда найти.
- Какой вы неловкий! - сказала хорошенькая горничная.- Вы опять ее затеряете, если не будете осторожнее.
И только для того, чтобы шляпа снова не затерялась, она надела ее ему на голову.
Может быть, лицо хорошенькой горничной стало еще красивее, когда она обратила его к Сэму, а может быть, Это было случайное следствие того, что они находились так близко друг от друга,- остается невыясненным по сей день, но только Сэм ее поцеловал.
- Ведь вы это сделали не нарочно? - краснея, сказала хорошенькая горничная.
- Ну, конечно! - сказал Сэм.- А вот теперь нарочно.
И он поцеловал ее еще раз.
- Сэм! - крикнул мистер Пиквик, перегнувшись через перила.
- Иду, сэр! - отозвался Сэм, взбегая по лестнице.
- Как долго вы возились! - заметил мистер Пиквик.
- Там было что-то за дверью, сэр, мы не могли ее сразу открыть,- ответил Сэм.
Таков был первый эпизод первой любви мистера Уэллера.